Роберто Савьяно - Гоморра

Вальтер под землей не прятался. Несмотря на преследования полиции, он все равно приезжал на особо важные встречи. При свете дня возвращался домой в сопровождении телохранителей, будучи уверенным в неприступности своей виллы. Его арестовали благодаря случайности в результате обычной проверки. Как правило, полицейские и карабинеры по десять-двенадцать раз на дню заходят домой к родственникам беглецов, изучают обстановку, делают обыск, но в первую очередь давят на психику, убеждая хозяев не поддерживать скрывающегося от правосудия члена семьи. Синьора Скьявоне всегда вела себя с полицейскими любезно и одновременно дерзко. Невозмутимо предлагала чашку чая с печеньем, хотя в ответ на свое предложение всегда получала отказ. Но однажды вечером во время такого обхода жена Вальтера повела себя необычно: ее голос по домофону звучал крайне напряженно, дверь она открывала очень долго, и полицейские тотчас заподозрили неладное. Синьора Скьявоне ходила за ними по пятам по всей вилле, а не стояла, как раньше, внизу у лестницы, разговаривая так громко, что слышно было в любой части дома. В спальне на кровати нашли стопку выглаженных мужских рубашек, принадлежавших, судя по размеру, явно не сыну. Здесь был Вальтер. Он вернулся домой. Полицейские тотчас рассредоточились по вилле, разыскивая беглеца. Поймали его, когда он пытался перелезть через стену, которую сам велел построить, чтобы наглухо огородить свой дом. Попался как воришка, повиснув на гладкой поверхности и пытаясь нащупать ногой хоть какую-нибудь опору. Виллу сразу же конфисковали, но за шесть лет новый владелец так и не нашелся. Вальтер приказал своим людям позаботиться о его доме. Если он не мог принадлежать хозяину, то должен был быть разрушен. Или его, или ничей. Двери сорвали с петель, выломали рамы, разобрали паркет, сняли мраморные плиты на лестнице, демонтировали стоившие бешеных денег камины, сбили даже плитку в ванных комнатах, с корнем вырвали поручни из цельной древесины и светильники, вынесли кухонный гарнитур, антикварную мебель XIX века, стеклянные шкафы и картины. Напоследок Вальтер распорядился разбросать по дому покрышки, их подожгли, чтобы нанести непоправимый ущерб стенам, штукатурке и колоннам. В произошедшем можно разглядеть послание от босса. Единственным предметом, оставленным на месте и не пострадавшим при пожаре, оказалась ванна в зале на третьем этаже, любимое детище хозяина. Такой позавидовал бы и король. Она находилась на возвышении, состоявшем из трех ступеней, а вода текла из пасти позолоченного льва. Из большого стрельчатого окна открывался чудесный вид на сад. Ванна напоминала о могуществе Скьявоне как автора замысла, так и каморриста: будто художник уничтожил картину, но оставил на холсте свою подпись. Медленно прогуливаясь по «Голливуду», я пришел к мысли, что истории, воспринимавшиеся как выдумки и небылицы, на самом деле оказались правдой. Дорические капители, величественность постройки, двойной тимпан, ванна посреди комнаты и в первую очередь две парадные лестницы в точности соответствовали прототипам из фильма «Лицо со шрамом».

Я бродил по закопченным комнатам и ощущал, как все внутренние органы увеличились и слились в одно большое сердце. Его биение отдавалось в каждой клеточке моего тела все сильнее и сильнее. Стараясь унять волнение, я глубоко дышал, во рту пересохло. Если бы кто-нибудь из каморристов, присматривавших за виллой, обнаружил непрошеного гостя, то мне бы не поздоровилось: здесь можно было орать во всю глотку, и никто не услышал бы. Но мое вторжение либо осталось незамеченным, либо вилла больше никому не принадлежала. Меня пронизывала пульсирующая ярость, перед глазами вставали размытые видения, сливавшиеся в одну картину: друзья-иммигранты, новоиспеченные члены клана и солдаты, неспешные вечера в этих пустынных краях, отсутствие каких-либо занятий помимо бизнеса, насквозь коррумпированные политики, империи, зародившиеся на севере Италии или в Европе, а на юге представленные исключительно мусором и диоксином. Я почувствовал, что сейчас взорвусь. Требовалось излить на кого-то свою злобу. Искушение было непреодолимым. Я поднялся по ступеням, встал на бортик ванны и помочился в нее. Пусть поступок и идиотский, но мне сразу же стало легче. Вилла являла собой подтверждение «общего места», материализовавшийся миф. Мне все казалось, что сейчас в дверях появится Тони Монтана и самоуверенно, с наглой усмешкой заявит: «Всё, что у меня есть в этой жизни, — мои яйца и мое слово. Зато за эти две вещи я отвечаю, вам понятно?» Быть может, Вальтер мечтал умереть как Монтана, попав под ураганный огонь и рухнув с лестницы на пол в вестибюле, но вместо этого его ожидала тюремная камера и базедова болезнь, разрушавшая глаза и повышавшая кровяное давление до критического уровня.