Андрей Ильин: Балалайка

Поймал Ванька на болоте комара, узду на него набросил, в плуг запряг и стал землицу свою пахать. Туда-сюда плугом ездит, пальцем вглубь борозду пробует, пот с лица рукавом утирает. Хорошо своя землица пахнет, вкусно! Попашет так час, попашет другой, комар притомится, запищит жалостливо. Ванька вожжи натянет, остановится, к комару подойдет, даст ему кровушки своей пососать и сызнова кнутом погоняет. Комар лапками в землю упирается, хоботок вверх задирает, еле-еле плуг тащит. Так и работают. Овса да сена комару не надо, а крови Ваньке не жалко дармовая она. Так и вспахали землицу. Бросил Ванька в борозду зернышки и стал урожай ждать.

А год тот, надо сказать, выдался хороший - теплый, влажный, урожайный. Взошло зерно тугими колосьями. Собрал Ванька пшеницу в горсточку, смотрит - налюбоваться не может. Зернышки крупные, тяжелые, налитые, на солнце светятся, словно золота крупинки. И так Ваньке хорошо, так весело, что не передать. Не удержался он, смолол одно зерно в муку. А жена лепешку выпекла махонькую, глазом не увидать. Но такую вкусную, что иного пирога слаще. Потому что свой хлебец, не на дрожжах - на поте-кровушке да на беде замешан!

А остальные зерна Ванька в мешочек холщовый ссыпал и на грудь к образку привесил до будущего года.

Худо-бедно пережили зиму. И холодно-то было, и голодно. Берестой ноги кутали, от вьюги-метели друг дружкой укрывались, сухие коренья да грибы грызли, снегом запивали. Может, от того только и не померли, что хранил Ванька под рубахой мешочек холщовый. А в мешочке не пшеница была - сама надежда.

Весной полегче стало: жучки-паучки появились, из реки раки полезли, на деревьях кора новая наросла - белая, сладкая, что репа. С голоду не помрешь. Весна да лето крестьянину в облегчение. И жить-то веселее стало. Солнышко припекает, в лесу птахи поют-щебечут, травка густая, мягкая, как перина. А уж как тронет Ванька струны балалайки отцовой, так и совсем хорошо, век бы так жил да радовался.

А к осени новый урожай вышел. Из зерен, что в первых колосьях были, новые колосья поднялись - один другого краше! В то же время народилось у Ваньки первое дите - мальчик. Ванька колосья обтряс, пшеничку собрал, да и сызнова спрятал. Ни зернышка не потратил.

А тут зима подоспела, да такая, что хуже старики не припомнят. Лютует мороз, снег в лицо кидает. Птицы на лету в сосульки замерзают и к ногам падают. Жена, конечно, воет. Дите тоже воет - есть просят. Надоели им гусеницы да корешки сушеные, с которых в брюхе одна маета. Хочется им хлебца мягкого да душистого, чтобы тепло по жилкам разлилось.

А Ванька знай думает о своем: "Орите не орите, хошь удавитесь с досады, а хлебца вам не видать ни вот такусенькой крошечки! В той пшеничке, может, счастье мое схоронено, и детей моих счастье, и внуков, и правнуков.

Раньше я был дурак беспортошный, горе мыкал, за полушку спину гнул, со столов объедки таскал, и все-то через свою бестолковость. Ничего не имел - и ничего и не надо было. А теперь я хозяин. И пшеничка у меня, хоть маленько, а есть, и земля своя! И через то я стал гордый и в побирушки сызнова идти не желаю. Хошь убейте меня, хошь жилки по одной из живого повыдергивайте. Лучше еще десять лет лебеду да лягушек лопать, чем к трактирщику или к братьям на поклон идти!"

А метель воет, а дите орет, а женушка носом хлюпает, мальчонку пожалеть просит. Ванька сосульки на усах пальцем пообломал и говорит:

- Ума в тебе, баба, ровно как красоты. Прикинь сама-то. Зима люта да длинна. Дите корми не корми, все одно помрет, а пшеничку съеденную не возвернешь. Малец помрет, мы другого народим, да бог даст, с новым урожаем следующую зиму переживем. А не будет пшенички - и следующего мальца схороним. Зачать да родить дело нехитрое, сытую жизнь найти - вот задача!

Малец еще покричал-покричал да затих, и парок из дырки, что напротив рта была, идти перестал. Закопали сынка в сугроб возле самых ног. А сами закутались в тряпье да ветки еловые и стали весны ждать. Сидят, кашляют, на пальцы дышат. Ни о чем не думают, ничего не желают, смерти, что за плечами стоит, не боятся, о детеныше загубленном не вспоминают - что его вспоминать, если его уже нет. Видно, вовсе съежилась, замерзла душа. Превратилась на холоде да на ветру в ледяную, звонкую сосульку. Тронь расколется на мелкие куски.

И, наверное, вовсе извел бы мороз Ваньку с женой, если бы не тлел внутри них махонький теплый огонек надежды на добрую сытую жизнь, что зерна спрятанные обещали.

Так и дотерпели они до новой весны. А весной совсем глупо помирать - солнышко светит, травка растет, жить хочется.