Рут Ренделл - Живая плоть

Виктор взял «Стандард» и перечитал сообщение об изнасиловании. Имя девушки не называлось, но ей было двадцать четыре года, она работала в парикмахерской на Олд-Оук-роуд. Она «поправлялась в больнице», ее состояние было «удовлетворительным». Виктору стало любопытно, кто напал на нее в парке, так близко от дома Мюриель, где этот человек теперь и о чем он думает. Перевернув страницу, Дженнер встретился взглядом с глазами Флитвуда. Бывший полицейский сидел в кресле-каталке, рядом с ним была его собака.

Это было интервью с полицейским. Дэвид Флитвуд писал мемуары – собственно говоря, книга должна была выйти осенью. Велись переговоры о покупке телевизионных прав. На фотографии Флитвуд сидел в саду перед своим домом в Тейдон-Буа, где жил последние три года. Виктор подумал о домах, ставших вехами в его жизни. Словно бы его жизнь представляла собой дорогу и за каждым ее поворотом появлялся дом с тревожным или даже ужасным значением. Прежде всего, дом родителей, крыша которого была видна из окна его теперешней квартиры, потом нелепый, громадный дом Мюриель, дом на Солент-гарденз с разбитым окном и ветром, задувающим внутрь штору, а теперь это жилище Дэвида Флитвуда в Тейдон-Буа.

Из всех этих домов самым привлекательным был последний, частью кирпичный, частью покрытый потемневшими обшивочными досками, с фронтоном и решетчатыми окнами, с верандой над дубовой дверью, с большим пристроенным гаражом, с вьющимися растениями, возможно розами, наполовину закрывающими стену плотной зеленой листвой. Сад перед домом был аккуратным, ухоженным, достаточно красивым для картинки на пакете с семенами или на какой-нибудь рекламе, например, шланга или газонокосилки. Клумбу перед фронтальными окнами заполняли тюльпаны и какое-то цветущее дерево. На краю кормушки для птиц сидел, словно позируя, голубь, хотя, может быть, птица была каменной. Флитвуд сидел в инвалидном кресле, его колени были покрыты пледом, одна рука покоилась на голове лабрадора, в другой он держал несколько рукописных листов. Интервью у него брал репортер из «Стандард». Бывший полицейский вел речь главным образом о книге, однако не упоминал о вызвавшем паралич инциденте. Да, он доволен книгой; он получит существенный аванс от издателя; нет, он больше не собирается писать в будущем. Брак? Вряд ли, хотя, разумеется, это возможно. Да, у него есть подруга. Зовут ее Клара, она перепечатала ему рукопись.

Хорошо кое-кому, подумал Виктор, сложив газету и спрятав ее под бамбуковый столик. Деньги, успех, женщина, хороший дом – у Флитвуда есть все. А что у него? Меблированная комната, крохотная, по нынешним меркам, сумма денег в банке, тетя, собственность которой он может унаследовать только в том случае, если она забудет составить завещание. А если составит, он явно не получит ничего. В любом случае Мюриель, хотя она выглядит столетней, на самом деле не больше шестидесяти пяти. Она вполне может прожить еще лет двадцать.

Его молодость пошла псу под хвост. Иначе не сказать. Лучшие годы жизни прошли в тюрьме. В этот период происходит все самое лучшее, ты добиваешься успехов и начинаешь жить спокойной жизнью. К примеру, Алан, его ровесник, теперь, наверно, женат, имеет свой дом и процветающее дело. Виктор трудился на него как проклятый, вставал в любое время, зачастую вовсе не ложился, работал на него в течение пяти лет, когда надоело продавать «Форды», а Алан не только не приехал навестить его в тюрьме, но даже не написал. Полин, думал он, наверно, вышла замуж за какого-нибудь беднягу, который, возможно, приспособился к тому, к чему Виктор никак не мог привыкнуть: к ее ледяной непроницаемой холодности. Ну, не такой уж непроницаемой, он много раз проникал в это вялое, дряблое тело, лежавшее неподвижно, словно студень, пока Полин сосредоточенно изучала что-то на стене и думала о чем-то своем. Потом она во время секса начала становиться более бодрой и активной, болтала о том, что мать сказала ей утром по телефону, о замечаниях учителя истории по ее последнему сочинению. Однажды Виктор заметил, что она загибает пальцы, как будто что-то подсчитывая. Это так на него подействовало, что у него пропала эрекция. Виктор встал, оделся, вышел в темноту и изнасиловал девушку, шедшую домой кратчайшим путем через парк Хайгейт-Вуд. Девушка пришла в ужас, кричала и сопротивлялась. Это было совсем не то, что с вялой, болтливой ледышкой. Это было замечательно. Она кричала: «Не надо, не надо, не надо… О нет, нет, нет!» Выла, как животное: «О нет, нет, нет!»