Галина Романова - Любитель сладких девочек

Закончить фразу она не успела, потому что мужчина — как ей показалось — робко двинулся вперед. И он, конечно же, попал в полосу света, которая в контрасте с темнотой показалась Маше ослепляющей. Или просто человек, которого она тут же узнала, ослепил ее мгновенным ужасом, который внушал ей всегда.

Она не помнила, как осела на пол. Не помнила, сколько времени просидела так: прижав колени к подбородку и крепко обхватив их трясущимися руками. Позвоночник упирался в ребристую поверхность радиатора. Все тело затекло от неподвижности. И ей, наверное, было больно. Наверное, потому, что она ничего не могла испытывать сейчас, кроме панического страха.

Ей не показалось: за ней действительно следили. Что бы там ни нарисовало ей ее воображение, оно ошиблось. Этим двоим была нужна она. Они выслеживали ее, а заодно и друг друга.

Кто из них враг, а кто друг? Что им от нее нужно? Как далеко они продвинулись в своих наблюдениях? Что успели и чего не успели узнать?..

— Боже, боже, боже мой! — тихонько заплакала Маша, не ко времени вспомнив о матери, сам факт исчезновения которой теперь казался ей еще более зловещим, чем прежде. — Что теперь делать? Кого просить о помощи, если я совсем одна?..

За тонкой фанерной дверью раздался какой-то шум, потом сдавленный хохоток, и следом приглушенный шепот соседей, перемежающийся громкими восклицаниями. Так, все ясно: супруги вернулись с вечерней смены. Вернулись, как обычно, навеселе. А значит, будут долгие выяснения отношений, потом сцена примирения и под занавес бурный, со стонами и отчаянным скрипом кровати, секс. Все это Маше приходилось выслушивать каждую ночь. И обычно она реагировала на это достаточно спокойно. Но не сегодня…

Сегодня собственное одиночество и заброшенность ощущались ею как никогда остро. Пару раз в голове проскочила трусливая мыслишка вернуться к Панкратову и попытаться хоть как-то урегулировать отношения. Пусть не на супружеском, а хотя бы на дружеском уровне. Но, подумав, она решила не идти на поводу у собственной слабости.

Нет, сначала все же придется сделать то, что намечала, и завтрашним утром она отправится в «Автосервис». Невзирая на тошнотворную слабость, которая всякий раз накатывала на нее перед общением с незнакомыми людьми, непременно найдет там кого-то, кто хорошо помнил того человека, чей портрет из газеты она носила в кармане своей джинсовой куртки. Затем ей нужно будет сделать один важный телефонный звонок. Она, правда, мало верила в то, что на том конце провода снизойдут до общения с ней, но попробовать стоило. Если оба этих этапа будут пройдены ею без помех, тогда можно и поразмышлять над тем, что делали эти двое под ее окном, убравшись затем из двора самым странным образом, какой только можно было себе представить.

От долгого сидения на полу у нее начало покалывать все тело. Цепляясь за батарею, Маша с трудом поднялась и какое-то время вышагивала по комнате на негнущихся ногах. Затем, как была в одежде, кулем рухнула на панцирную койку и тут же забылась тяжелым сном, прерывисто дыша и громко всхлипывая во сне. Она не слышала, как человек, внушивший ей ужас своим внезапным появлением в свете уличного фонаря, вновь вернулся и остановился под ее окном. Не слышала, как он, встав на бровку фундамента, пытался заглянуть в него, а затем, для чего-то попробовав оконную раму на прочность, спрыгнул на землю и долго не уходил, курил, то и дело оглядываясь на подъезд.

Все это осталось для нее неведомым. Когда она проснулась, его уже не было. Следы от его ботинок и куча окурков под окном не привлекли ее внимания, когда, низко надвинув на глаза козырек бейсболки, Маша поутру вышла из подъезда.

— Спишь, сволочь?! — Голос Гарика в трубке звучал донельзя зловеще.

— И что? — Панкратов вытянулся под простыней, звучно зевнул и, бросив заспанный взгляд на электронное табло будильника, поинтересовался:

— А что, по-твоему, я должен делать в половине четвертого утра?

— А вот мне не спится! — порадовался почему-то Гарик и тут же без перехода брякнул:

— И все из-за твоих баб, мать их ети! Обвешался ты ими, Панкратов, будто елка шишками, только шишки эти все в меня летят.

Это уже было серьезно, и Володе пришлось заставить себя проснуться окончательно. Он привстал на локтях и поискал глазами сигаретную пачку.

Вчера он закурил и долго кашлял, привыкая к давно забытому горьковатому привкусу во рту. Потом ходил по спальне и все думал, думал. Думал и курил. Странное дело, но когда заныло с левой стороны груди, голове стало легче. Сейчас, видимо, ему сигаретка как раз будет кстати. Неспроста Гарик поднял его в такой час, ох неспроста.