Галина Романова - Любитель сладких девочек

Тумбочку и узкую пружинную кровать, визгливо выражавшую протест при каждом ее вторжении, Маша также застелила меховыми шкурками, которые самоотверженно сшивала в аккуратные квадраты в единственный выходной день в неделю. Получилось красиво и почти уютно. Войдя во вкус, благоустраивая свою крохотульку комнатку, она увешала стены глянцевыми картинками из купленных журналов, втиснув их в пластиковые рамки, застелила некрашеный дощатый пол толстым ковром, который, вняв ее просьбам, приобрела ей одна «закордонная» барышня в своем магазине. И маленький дощатый пенал, коим сначала ей показался выделенный угол, превратился в миленькую обжитую комнатку.

— Ничего себе! — завистливо выдохнула через нос Нинка, как-то напросившись к ней в гости. — А то у меня… Что ни куплю, все пропивают. Сейчас я уже поумнела, стала просто деньги копить. А жить приходится, как на вокзале, хотя комната больше твоей раза в четыре. Какая ты…

— Какая? — Маша гремела в тумбочке пластиковыми кружками, собираясь угостить Нинку чаем.

— Не такая, как все. Странно, что ты вообще здесь оказалась… Тут ведь у нас либо за длинным рублем, либо с длинным хлыстом, либо со сроком.

Ты не за деньгами, это точно.

— С чего ты так решила? — осторожно поинтересовалась Маша, выдвинула на середину комнатушки две табуретки и, накрыв их льняной салфеткой, устроила подобие стола.

— Так покупаешь всякую лабуду! Чего же тут непонятного? Те, кто за деньгами сюда едет, те денежки куркулят. На журнальчики и пятилетнее варенье ни рубля не потратят. А ты то циновки какие-то на окна вешаешь, то все пластмассовые рамки с пепельницами в магазине скупаешь. Благо бы курила, а то ведь от дыма тебя воротит!

— Так ведь красиво, сама сказала, — попробовала выразить протест Маша, накладывая это самое варенье горкой в пластиковую розеточку. — Чего же жить, как в хлеву?

— Тю-ю-ю, — присвистнула Нинка, жадно ощупывая глазами каждый сантиметр Машиного жилища. — Как бы это да на всю жизнь. А то ведь при первом удобном случае сорвешься отсюда. Только он предоставится — случай-то — так и упорхнешь.

И чего ты сюда приперлась вообще, не пойму?..

С тех пор этим вопросом она терзала Машу постоянно, при каждом удобном и неудобном случае: в обеденный перерыв и минуты перекура, когда Нинка завешивалась от нее плотной пеленой вонючего едкого дыма. В душевой и магазине, по дороге с работы и обратно. Вопрос всегда звучал грубо и никогда не вуалировался никакими предлогами. Идет-идет, да вдруг как брякнет:

— Чего ты вообще сюда, Машка, приперлась, не пойму? Не убогая и не хромая, не нищая и не в отсидке, чего же тогда влачишь свои дни среди этой шушеры? Приключений захотелось? Подожди, тебе их тут устроят, только наливай…

Поначалу Маша шарахалась при подобных проявлениях Нинкиного «народного» любопытства, потом привыкла. Научилась не обращать внимания. Но сегодня все с самого утра пошло не так. То ее письмо, адресованное матери, обнаружилось на пороге ее комнаты со штемпелем «адресат не проживает». То дикая сцена в столовой. Потом наскоки сменного мастера, забраковавшего целую партию упаковочного материала и с чего-то наоравшего именно на них, словно это они с Нинкой целый день сидели и мяли задницами этот плотный гофрированный картон, превратив его в непригодную ни для чего тару. И тут еще снова Нинка со своим любопытством…

Они вышли из душевой и двинулись длинной кишкой коридора, окаймляющего коптильный цех и цех готовой продукции. Пробираться приходилось в полутьме, по пути натыкаясь на блоки упаковки и всякий хлам, сгружаемый в контейнеры, которые почти всегда стояли переполненными.

Маша шла впереди, отчаянно тараща глаза и старательно огибая каждый опасный участок. Нинка сзади что-то бубнила ей в спину, то и дело чертыхалась, проглядев то или иное препятствие и поддевая его своими ботинками.

Уродливые тени жались к стенам, тонущим в полумраке, и каждая из них отчего-то сегодня казалась Маше зловещей. Что-то надрывно саднило сегодня в ее душе. И на предчувствие это было совсем не похоже, а вот поди же ты, ноет и все… Какой-то сгусток темноты впереди вдруг заметался и тут же замер. Показалось?.. Показалось или нет?

Маша остановилась и, пропустив мимо ушей возмущенный вопль Нинки, уткнувшейся ей в спину, изо всех сил напрягла зрение.

До выхода оставалось метра четыре, не больше.

Контейнеров там более быть не должно. Зато стоял огромный железный шкаф со слесарными инструментами. Он высился бесформенной громадиной, заполонившей почти весь проход, и всякий раз им приходилось его огибать, соблюдая меры предосторожности. И что это сегодня ей вдруг вздумалось увидеть, что рядом с темным монолитом этой железяки что-то или кто-то шевелится?.. Нервы…