Исай Калашников - Повести

— Давайте выбираться на солнце.

Лешка высунулся из самолета, зажмурился от яркого света, протер кулаком заспанные глаза.

— Утки летают, да? Антон, утки летают. Пойдем постреляем?..

— Пострелять, конечно, можно бы, но сейчас не до этого…

Жаргал помог им вынести Мартына Семеновича. Его посадили на бугорке, под кустом тальника. Он осмотрелся, протянул руку к гольцам, спросил у Жаргала:

— Знаешь, что это такое? По-моему, Аретиканские горы. Наверно, они. Понимаешь, куда упорол?

— Понимаю, — виновато сказал Жаргал. — Давайте советоваться…

Он рассказал о результатах своих расчетов.

— Так и должно быть, если это Аретиканские горы, — подтвердил Мартын Семенович.

Он кряхтел и морщился — от боли в ноге или оттого, что влип в эту историю. На Жаргала он ни разу не взглянул. Зато Антон не спускал с летчика неприязненного взгляда, удивленно хмыкал, осуждающе качал головой.

— Вот это ловко! Вот ловко дак ловко!

Один Лешка, видимо, еще не осознал всего, что произошло. Он протирал и собирал Антонову двустволку и вряд ли прислушивался к разговору.

— Несите сюда все съестное, — угрюмо приказал Мартын Семенович.

Продуктов оказалось немного: полторы булки, граммов двести масла, кусок колбасы и банка омуля в томате, — хорошо поесть один раз.

— Пропадем с голодухи, — простонал Антон. — Как быть-то, Мартын Семенович?

— Нас будут искать…

— Это еще неизвестно.

— Как — неизвестно? — удивился Жаргал. — Искать будут. Но могут не найти: слишком уж далеко я от маршрута отклонился.

— Успокоил, — буркнул Антон.

Замолчали. Лешка собрал ружье.

— Пойдем, Антон, постреляем.

— Положи ружье! — резко, со злостью сказал Мартын Семенович. — Одни забавы на уме.

Удивленно моргнув глазами, Лешка поставил ружье и повернулся к Антону, ища у него сочувствия. Но Антон, занятый своими мыслями, хмуро пощипывал щетину.

Мартын Семенович провел рукой по спеленатой ноге.

— Если бы не это… Я все равно что колода. Придется мне тут остаться, а вы идите.

— Один останетесь? — усомнился Антон.

— А как же? Найдут, может. Не найдут — вы прилетите.

— Вот беда-то! — горестно вздохнул Антон. — Сколько мучений примете…

— Нет, — Жаргал покачал головой. — Оставаться вам нельзя. Мы понесем вас.

— Как же, интересно? — криво усмехнулся Мартын Семенович и впервые взглянул на Жаргала. Несмотря на кривую усмешку, в его серых глазах промелькнуло что-то похожее на благодарность.

— Понесем вас на носилках.

— Это понятно. Но идти придется неделю, а то и две.

— Не меньше, Мартын Семенович! За это время без кормежки, понимаешь, все окочуримся. Без носилок дай бог добраться.

— Ты хочешь, чтобы я остался? — снова криво, с презрением усмехнулся Мартын Семенович.

— Я хочу? Нет, я как вы, Мартын Семенович, как вы… — заторопился Антон. — Но и помирать мне неохота.

— Напрасный спор. Пойдем все вместе, — твердо, с расстановкой произнес Жаргал. Он был уверен: оставить здесь Мартына Семеновича — значит обречь на верную гибель. И не понимал, почему Антон так легко соглашается бросить беспомощного человека.

Мартын Семенович отрезал от булки ломоть в палец толщиной, разделил его на четыре части, каждый кусочек намазал маслом.

— Завтракайте. — Он, было видно, еще не принял никакого решения. Думал.

Лешка в два счета съел свой кусочек хлеба, потянулся к булке. Мартын Семенович отвел его руку, сказал:

— Все. Пока хватит. От этого хлеба, может быть, наша жизнь зависит.

Лешка сконфузился, покраснел, не знал, куда девать глаза. Жаргалу стало жалко его. Разломив свой кусочек, он протянул половину ему.

— Нет, я не хочу… Я так… Просто забылся, — еще больше смутился Лешка.

— Стало быть, так сделаем. Задержимся тут на малое время, настреляем уток. Дорогой попадет дичь или нет, а тут ее вон сколько… Патроны, Антон, зря не жги.

Время утреннего перелета они упустили. Утки на все голоса кричали в камышах, но в воздух почти не поднимались, лишь изредка, словно кем-то вспугнутые, захлопают крыльями, зашумят, пронесутся над болотом и тут же посыплются в воду. С час таились в кустах Антон и Лешка и не сделали ни одного выстрела. Положив ружье на колени, Антон смотрел сквозь ветви на болото и тихо ругался:

— Сидят, подлые!

Наконец ему надоело ждать и ругаться; он отдал ружье Лешке, сам лег на траву, закрыл глаза кепкой.

— Дурак этот летчик… — сказал он немного погодя. — Сто пятьдесят километров с носилками на руках — шуточки!