Исай Калашников - Повести

Достаточно было бросить на Сысоева один взгляд, чтобы понять: и этой ночью он спал не сном безгрешного младенца. Взгляд был мутен, белки глаз покраснели. Едва усевшись на стул, он достал сигареты и спички («Свои или дежурный дал?» — мелькнуло в голове Алексея Антоновича), попросил разрешения закурить. И хотя Алексей Антонович терпеть не мог табачного дыма, достал из тумбочки стола пластмассовую пепельницу, поставил ее перед Сысоевым.

— Ну что, Сысоев, у вас нечего сказать?

— Я думал над тем, что вы мне говорили здесь вчера. — Он нервно, торопливо размял сигарету, прикурил.

Облако дыма окутало его лицо. Отвечать он не торопился.

— И что же?

— Честно говоря, до сих пор в моей голове сумбур и неразбериха. Ни на чем не могу сосредоточиться, все кажется ничтожным, лишенным всякого смысла. Порой думаю: все это дурной, затянувшийся сон, вот-вот проснусь — и все уйдет.

— Я попросил бы вас, Сысоев, говорить о деле.

— А я о чем?

— Вы о своем состоянии толкуете.

— Извините. Но я говорю об этом для того, чтобы вы поняли: мне было трудно вникнуть в то, о чем вы говорили. Но главное, кажется, уяснил. У вас достаточно оснований заподозрить меня.

— Я бы сказал иначе, Сысоев. Более, чем достаточно.

— Пусть так. Но я не убивал. Какое-то стечение обстоятельств. Поверьте мне, не я убил Веру. Ничего такого у меня и в мыслях не было!

— Что касается Веры Михайловны — да, такого у вас и в мыслях не было. Повторяю: она убита случайно. Случайно, Сысоев.

— Какая разница! — с горечью удивился он. — Убита — она.

— Разница весьма существенная. И вы ее отлично видите. Стоит согласиться, что Вера Михайловна — жертва не случая, что стреляли именно в нее, как вы оказываетесь ни при чем. Снимается мотив преступления: вы любите Веру Михайловну, вам убивать ее нет смысла. Разве не так?

— Не знаю… — сказал Сысоев.

— Так, Сысоев, так. И не тешьте себя напрасными надеждами, что нам мало что известно. Хотите, я расскажу, как все было?

— Как? — в глазах Сысоева появился интерес.

— Вы не станете отрицать, что всегда любили Веру Михайловну. В свое время, полагаю, вы честно старались вытравить из себя память о ней. Не получилось. А время шло, жизнь не складывалась. Постепенно вы пришли к выводу: надо сделать последнюю, решительную попытку вернуть Веру Михайловну. Вы обдумали, взвесили каждый свой шаг. Прежде всего вам нужно было встретиться с Верой Михайловной и попытаться уговорить ее бросить мужа. Так? Так, Сысоев. Будь это иначе, вы бы не искали встречи наедине, вы бы пошли к ней в больницу, в ее дом… Правда, еще одно обстоятельство заставляло вас не высовываться из гостиницы. Не хотелось лишний раз попадаться на глаза людям… Свидание, на которое вы возлагали большие надежды, не состоялось. Вера Михайловна не пришла. Что для вас должно было это означать? Она с вами говорить не желает. Первый путь к цели оказался непригодным. У вас в запасе был другой, самый крайний. Вам нужно было убрать с дороги Минькова. И вы попытались это сделать. Но чуть сдали нервы, чуть дрогнули руки… Случилось непоправимое. Вы утеряли способность твердо мыслить и наделали кучу глупостей. Не будь рокового промаха, вы, уверен, сумели бы лучше замести следы. Очевидно, вы неплохо знали о взаимоотношениях местных браконьеров с Миньковым и на этом строили свои расчеты. Видите, Сысоев, все не так уж сложно.

Сысоев отрицательно покачал головой.

— Вы заблуждаетесь. Все было не так.

— А как?

— Я ждал Веру…

— Где?

— На автобусной остановке.

— Сколько времени?

— Долго. Ждал. Время вышло. Я все-таки ждал. Потом услышал выстрел. И крик. Что-то заставило меня пойти туда. — Сысоев говорил медленно, тихо, словно самому себе. — Там уже были люди. Вера лежала на земле.

— Миньков был там?

— Не помню. Не видел.

— Вы постояли и ушли?

— Да.

— Не представляю… Я этого себе не представляю, Сысоев. Вы пытаетесь убедить меня, что не виноваты. Но как я могу поверить вам? Вы видите на земле женщину, истекающую кровью. Любимую женщину. В нормальных обстоятельствах вы бы подняли ее на руки, понесли в дом, постарались оказать помощь… Но вам было не до этого. Разве не так?

— Так, — подтвердил Сысоев. — Вера лежала на земле. Глаза ее были открыты. В глазницах накопилась дождевая вода. Я понял: мертвая. — Зябко передернул плечами. — Я пошел. Куда? Зачем? Не знаю.

— И все?

Сысоев глубоко затянулся, вместе с табачным дымом выдохнул:

— Все.

Сигарета в его руке подрагивала, и пепел сыпался на колени.