Виктория Платова - В плену Левиафана

Теперь Нанни становится страшно по-настоящему. Он — один в этой сторожке, даже Селеста куда-то запропал. В последнее время они стали неразлучны, следят друг за другом, следуют друг за другом — как иголка за ниткой. Так разве не с ним лейтенант поднялся сюда? Не с ним — с кем-то другим. И этот кто-то ушел в горы за эдельвейсами, время цветения которых давно прошло.

Или это были не эдельвейсы — что тогда?

Дрок, горечавка? Нет. Ни один здравомыслящий человек не отправится в путешествие за никчемным тусклым дроком. Нанни мысленно перебирает названия всех известных ему цветов, отбрасывая те, что никогда не прижились бы здесь. И те, что особенно нравятся женщинам и насекомым. Впрочем, это одно и то же — «не прижились» и «особенно нравятся», ведь женщины, как и насекомые, предпочитают цветы пышные и яркие, с широкими упругими лепестками. С затейливыми, похожими на суфле, соцветиями. Такие произрастают на нежной почве, под присмотром солнца и вовремя пролившегося дождя. Но есть и другие цветы — неброские. Их сморщенные, вечно влажные тельца не вызывают ничего, кроме жалости. И желания защитить от напастей. Кажется, Нанни знает, как зовутся эти заморыши, — ложные нарциссы .

… Просыпайся, малыш!

Прикосновения к щеке — легкие и осторожные, их ни с чем не спутаешь. Кьяра, та просто стаскивает с брата одеяло и орет на ухо давайвставай! Отец, не особо церемонясь, трясет Алекса за плечо. И только мама ласково сдувает с него пылинки сна. Ее почти невесомые пальцы дотрагиваются до щеки, замирают на секунду и снова приходят в движение:

Просыпайся, малыш!

Мамины пальцы пахнут ванилью, кофейными зернами и имбирным печеньем — как же Алекс любит имбирное печенье! Особенно если окунаешь его в теплое молоко. Просыпайся, малыш, имбирное печенье ждет тебя. И новый день ждет, каким-то он будет?

Нет-нет, это не мамины пальцы, как бы Алексу ни хотелось думать обратное. Печенья и ванили нет и в помине, ни один из знакомых с детства запахов не забирается в нос. А если какие-нибудь и были, витали поблизости, они оказались скованными холодом и так и не смогли распуститься. Вот оно что — вселенский холод окружает Алекса со всех сторон! Ощущение холода возникло не сразу, еще секунду назад Алекс чувствовал себя вполне сносно, ничто не беспокоило его, кроме легких прикосновений пальцев к лицу. Не- маминых, ведь у мамы, как и у всех остальных людей на земле, их только десять. А для того чтобы разбудить Алекса, хватало и четырех: мизинец у подбородка, безымянный — у краешка губ, средний — на щеке, а указательный слегка щекочет ресницы. Теперь все по-другому, и пальцев не меньше сотни, они топчутся на лице, перебирают мелкие складки на коже: подобно старухе, перебирающей письма из далекой юности. Писем много, но нужно найти только одно — от человека, которого уже давно нет на свете. Алекс как будто видит это письмо, его последнюю строку:

Твой любящий муж Нанни.

Кто такой Нанни? Сотня пальцев становится все настойчивей, но Алекс не торопится открыть глаза. Зато приоткрывает губы (до сих пор они были плотно сомкнуты), — пальцы сразу же устремляются в укрытие, теряя силу и напор. А на языке остается привкус талой воды.

Снег, ну конечно же!

Снег сыпался не с неба — он летел отовсюду, проскальзывал откуда-то сбоку, снизу, скручивался в спирали — Алекс успел насчитать с десяток маленьких снежных торнадо, пляшущих перед лицом. Поначалу ничего, кроме снега, видно не было, хотя темнота еще не спустилась. В такую метель трудно определить, в каком времени суток ты застрял. Все окутано серой пеленой, сквозь которую едва проступают очертания пейзажа. И тем не менее Алекс увидел часть усеянной камнями тропы. Кажется, он шел именно по ней. Следом за двумя военными, которых принял за спасателей. Военные скрылись в маленькой сторожке, что было потом?

Как бы ни напрягал он память, вспомнить так и не удалось. Да еще эта боль в плече — откуда она? Должно быть, Алекс бросился следом за теми двумя, но поскользнулся, ушиб плечо и потерял сознание. Как долго он находился в беспамятстве? Если судить по снегу, налипшему на лицо и одежду, — довольно долго. И счастье, что он не свалился вниз, в ущелье. Счастье, что он не замерз насмерть. Нужно подниматься и идти…

Куда?

Последнее, что зафиксировалось в мозгу, — спина того парня, что поднял руку, приглашая последовать за ним. Значит, он видел Алекса. Но не посчитал нужным вернуться, поинтересоваться: что же произошло. Как здесь, на пустынной, мало приспособленной для прогулок тропе оказался человек? Куда он направлялся? Алекс бы так не поступил. И никто из знакомых Алекса так бы не поступил. А уж тем более военный, призванный защищать мирное население в час опасности. Кто были те двое и почему они не вернулись за ним?