Александр Звягинцев: Последний идол (сборник)

Тишину, миловидную женщину с извиняющейся улыбкой, вызвали для разговора, и она сразу во всем созналась. Выдала яд, подробно рассказала, как и когда подмешивала его в еду. Как это пришло ей в голову? Прочитала в книжке про одну даму из Сицилии, которая еще в XVIII веке, продавала женщинам, которым уже было невмоготу жить с нелюбимыми мужьями, бутылочки с жидкостью без запаха, вкуса и цвета — это был раствор мышьяковой кислоты. Смерть от нее наступала медленно, а симптомы напоминали очень многие болезни, так что уличить отравительниц было трудно. Тишина подумала, что неожиданная смерть ее мужа, сорокалетнего здоровяка, будет выглядеть подозрительно, и решила действовать не спеша — подмешивала в пищу ничтожные доли препарата. Рассчитывала, что со временем яд сделает свое дело.

Что же у них с мужем произошло? Да ничего особенного. Он к ней охладел, перестал видеть желанную женщину, явно завел кого на стороне… Да еще руки стал распускать.

Викентий Владиленович Багринцев, узнав про дело, убедил прокурора города, что в нем надо покопаться посерьезнее. Тут было несколько причин. Во-первых, он одно время сильно увлекся историей отравлений. Вспомнил некую сицилийскую даму, звали ее, кстати, Теоффания ди Адамо, она бежала из Палермо в Неаполь и именно там развернула бурную деятельность по отправке нелюбимых мужей на тот свет. Снадобье свое она готовила предположительно из водного раствора белого мышьяка с добавлением трав. Пяти-шести капель этой самой «аква тофана», «воды Теоффании», хватало, чтобы муж перестал докучать темпераментной неаполитанке.

Именно белому мышьяку в прошлом была уготована особая роль — роль «короля ядов». Им так часто пользовались при разрешении династических споров, что за мышьяком даже закрепилось название «наследственный порошок». Особенно широко его применяли при французском дворе в XIV веке, среди итальянских князей эпохи Ренессанса и в папских кругах того времени — кошмарного времени, когда мало кто из зажиточных людей не боялся умереть от яда. Причем отравители могли чувствовать себя в относительной безопасности. Если их и судили, то лишь на основании косвенных улик, потому что сам мышьяк оставался неуловимым.

Обнаруживать мышьяк научились лишь в середине XIX века, когда химик британского Королевского арсенала Джордж Марш разработал весьма чувствительный способ определения мышьяка, который вошел в учебники по аналитической и судебной химии под названием «Проба Марша». Череда безнаказанных убийств прервалась.

Одной из первых осужденных за отравление стала француженка Мари Лафарг, обвиненная в смерти своего мужа. Жарким сентябрьским днем 1840 года рота солдат окружила здание суда, где рассматривалось ее дело. Отбоя от любопытствующих не было. Процесс длился шестнадцать дней и завершился приговором «Виновна!».

Ну и самая, пожалуй, громкая история с отравлением мышьяком — исследования, позволившие спустя полтора века после смерти Наполеона Бонапарта не только подтвердить версию о его предполагаемом отравлении, но и назвать имя наиболее вероятного убийцы, соотечественника Наполеона — графа Монтоллона. Граф был одним из приближенных императора, который согласился разделить с ним изгнание, и единственным человеком в его окружении, имевшим доступ в винный погреб. Опираясь на данные нейтронно-активационного анализа и кропотливо, по дням изучая развитие болезни Наполеона, описанной в мемуарах его современников, исследователь пришел к выводу, что императора медленно отравляли точно рассчитанными дозами мышьяка…

Все эти истории Багринцев в свое время читал с упоением. Мог ли он представить себе, что сам столкнется с подобным! Что какого-то завхоза из техникума будут травить так же, как самого Наполеона!

Но и это было еще не все. Вторая причина интереса Викентия Владиленовича к делу Тишиной была такой: оно сразу напомнило ему прогремевший в свое время на всю Россию скандальный судебный процесс дореволюционных времен. Газеты тогда просто захлебывались от восторга.

В Петербурге на Таврической улице в доме № 7 проживал молодой человек Константин Берзинг. Был он пылок, горяч и романтически настроен. Ранней весной 1910 года он стал часто встречать у своего дома весьма привлекательную незнакомку. Женщина обычно просто неторопливо прогуливалась, рассеянно глядя по сторонам. В какой-то момент они стали узнавать друг друга. Легкие улыбки, взаимные приветствия вскоре переросли в знакомство и легкий флирт, потому что была весна, а они были молоды и одиноки. Правда, прелестная барышня оказалась женой довольно крупного чиновника Главного казначейства по фамилии Ивашкевич, но что из того!?.. Уже скоро Людмила, так звали незнакомку, пожаловалась Берзингу на тоску и одиночество, на старого мужа, от которого у нее было двое детей, на незадавшуюся жизнь, на приступы отчаяния…