Валерий Гусев - Шпагу князю Оболенскому! (сборник)

Яков плюхнулся за приставной столик и, расставляя локти, опрокинул сапожок-карандашницу, извинился и, одобрительно пыхтя, с интересом наблюдал, как я собирал разбежавшиеся по полу карандаши.

— Вон еще один, под ковер залез, — сказал он, когда я поставил наполненный сапожок на место.

Егор Михайлович терпеливо ждал. С Яшкой он уже примирился, как мирится глава семьи с тем самым уродом, без которого и семьи-то не бывает.

— Так что, могу слушать или еще чего сбросите?

— Нет, все, Егор Михайлович, — сказал серьезно Яков и доложил о заявлении профессора Пахомова.

— Пахомов… — поморщился наш наставник. — Пахомов… Старею, друзья мои, — сообщил он доверительно и снял трубку. — Люся, соедини-ка меня с этим, как его, ну, с земляком твоим… Колесников? Привет тебе горячий. Рад? То-то. Как говорят Брокгауз, Ефрон и другие авторитетные источники, не было бы счастья — не видать и несчастья. Точно. В отставку? Жду не дождусь. Как чего мешает? — укоризненно посмотрел на нас. — Смена не дает. Нет смены надежной — одни пацаны кругом, как опята возле старого пня. Так и живем. Слушай, у тебя какое-то дело было с профессором… Да. Квартирная кража. — Молча послушал. — И все? Интересно… Ты какие меры принял? Безрезультатные небось? Ладно, об этом потом. Ты материалы мне подослал бы, а? Спасибо, учту. Звони. Вот что, друзья мои, — это уже нам. — У вашего — теперь у вашего — профессора в апреле была квартирная кража…

— Это когда он в отъезде находился? — уточнил Яков.

— Именно. Но, собственно, кража фактически не состоялась: взломали замки, наследили, перерыли все, что-то разбили и…

— И ничего не взяли? — опять нахально перебил его Яков.

— А вот и взяли! — рассердился Егор Михайлович. — Коньяк взяли, виски взяли. И блок каких-то заграничных сигарет.

— Ясно, — сказал Яков.

— Счастливый человек! Видал, Оболенский? Ему все и всегда ясно! Только не бери с него пример, не советую. Что у вас сейчас?

— Кража детской площадки, — ответил Яков. — Заключение пишу.

— Автомобилисты?

— Они. Да там все сразу ясно было…

— Вот видишь, Оболенский, он опять!

— Ну, правда же, Егор Михайлович, — взмолился Яков. — Они малые формы вывезли — я и грузовик этот нашел — и сразу заасфальтировали площадку, разметили и машины свои поставили. Как будто так всегда было.

— А чего же ты тянешь тогда?

— Потому что я их ненавижу, — серьезно сказал Яков. — И заключение хочу составить так, чтобы не отвертелись, чтобы полной мерой ответили. Чтобы все равно справедливость восторжествовала и зло было строго наказано.

— Ишь ты какой — Деточкин! — насмешливо похвалил его начальник. — Не зарывайся, друг мой, ладно?

— Ладно, не буду, — пообещал Яков, вставая.

Начальник тоже встал, прошел с нами до дверей. Я уже взялся за ручку, как он вдруг сказал:

— Я, ребята, усы хочу отпустить. Как думаете?

— Хорошо, Егор Михайлович. На Буденного станете похожи.

— Не, я маленькие хочу. Аккуратные.

— Как у Чаплина?

— Иди отсюда, — обиделся на Якова наш начальник. — Хватит тут измываться над человеком. Вам еще шпагу искать. Чтоб через неделю у меня на столе лежала. Все. Горячий привет!

— С вами не соскучишься, Егор Михайлович, — Яшка не привык оставлять за кем-то последнее слово.

Егор Михайлович тоже:

— Вечером доложите ваши соображения по делу. И чтобы сегодня же с площадкой закончил.

— Ну вот, — сказал Яков, когда мы вернулись к нему. — Дело поручено нам — за дело! И — поделом!

Он вынул из шкафа свою любимую толстую зеленую папку, которой очень гордился и держал пустой до особого случая, и торжественно вложил в нее заявление профессора Пахомова.

— Поехали? На место происшествия?

Ираида Павловна, вдова известного в Званске артиста, жила в большом старом доме на берегу реки.

Мы пересекли огромный двор с песочницей, где детишки привычно боролись за жизненное пространство.

Едва мы вошли в подъезд с такими тугими дверями, что казалось, будто изнутри кто-то нарочно их держит, из комнатки рядом с лифтом выскочила лифтерша в платочке и с вязанием в руках. Она долго смотрела на нас. И видимо, особого доверия мы ей все-таки не внушили:

— А вы к кому будете, молодые люди? В какой номер?

— А нам, тетя Маша, двери всюду открыты. Сыщики мы.

— Ну-к, документы покажите, сыщики.

— Хорошо, покажем. Только за это мы не признаемся, к кому идем. Терзайтесь теперь на досуге.

— И ладно. Сама все узнаю, — усмехнулась она. — И не Маша я, а Стеша.