В управлении часто говорили о стиле майора Комолова и пытались анализировать и "передавать" этот стиль, но так получалось далеко не у каждого. По-моему, никакого продуманного стиля не существовало, а был просто характер Комолова. Он и дома держался точно так же, никому не навязывая себя. "Твой Эн Эс - человек", - говорили ребята в управлении. И этим было все сказано. Большой, вялый, Николай Семенович дремлет на диванчике, закрыв глаза. Наверно, молча борется с болью. Ну что ж, попробуем. Будем глазами, ушами и руками. Даже головой - по возможности... Правление общества охотников занимает рубленый домишко возле рынка. Нижний этаж отдан под магазин. Комаровский решил вызвать местных охотников сюда, а не в отделение, чтобы избежать лишних пересудов и слухов, которые быстро распространяются по такому городку, как Колодин. Мальчишкой я любил бегать в этот магазинчик с большой аляповатой вывеской, на которой был изображен краснощекий человек с патронташем. Иногда Дмитрий Иванович, заведующий, давал мне подержать "зауэр три кольца" или еще какую-нибудь редкую штуковину, а в девятом классе я и сам обзавелся одностволкой. У магазина я часто встречал дочь Дмитрия Ивановича - Лену... Городок мало изменился с тех пор, как я уехал в "область". Он остался деревянным, и даже тротуары, за исключением главных улиц, были дощатыми. Зато на окраине, ближе к Мольке - гряде невысоких сопок, - вырос новый каменный городок. Там строился химкомбинат. Этот белый поселок со временем должен был поглотить Колодин. Бетон и стекло вели неуклонное наступление на старый таежный городок. Сейчас над Молькой громоздятся тучи, пахнет затяжным августовским дождем. Доски тротуара гибко пружинят под ногами... Вот дом Коробьяникова, выглядывающий резными фризами из-за тополей, баня, славящаяся ажурными деревянными кружевами. Тихий Колодин. И вот - на тебе! - расследование загадочного и зверского убийства. У охотничьего магазина порывистый ветер треплет афишу: "Первенство области по футболу. "Химстрой" - "Металлург". Футбольные страсти коснулись и моего городка. Уже на пороге магазина какой-то внутренний толчок удерживает меня... Двухцилиндровая "Ява" мягко подкатывает к крыльцу. С заднего сиденья соскакивает мужчина в кожаной куртке, плотный и широкоплечий. Наклонившись к мотоциклисту, подростку в белом шлеме и очках, он что-то тихо говорит; извинительно-ласкова, даже заискивающа его поза. Рука осторожно и примирительно касается плеча мотоциклиста. Вкрадчиво мурлычет двигатель. Мотоциклист... Что-то знакомое в его фигуре, повороте головы, в прямой, изящной посадке. Он сбрасывает руку с плеча, словно прилипший комок снега, и это небрежное и гибкое движение также кажется знакомым мне. Видимо, я присутствую при какой-то ссоре. "Ява" скрывается в пыли. Я останавливаю мужчину, поднимающегося на крыльцо. - Простите. - Да? - раздраженно спрашивает он. Ему лет тридцать пять, лицо довольно красивое, из тех, что принято называть мужественными: тяжелый подбородок, крупные скулы, глубоко сидящие жесткие глаза. Темный, прочно въевшийся в кожу загар. Только морщины белеют. - Видите ли, я жил когда-то в этом городе... Этот человек... Эта девушка на мотоцикле Лена Самарина? - Самарина! Он взбегает по деревянной лесенке. Ступеньки скрипят под тяжелым телом. "Очень энергичный мужичок, - думаю я, глядя на широкую выпуклую спину. Такие берут жизнь просто, как яичницу со сковородки. Ну, пусть! Ладно". В маленькой конторе правления - начальник колодинской милиции капитан Комаровский, его помощник и Дмитрий Иванович, бессменный предводитель здешних охотников. Дмитрий Иванович сразу узнает меня. - Паша! - говорит он и трясет мою руку. Очки его, сползшие на кончик носа, тоже трясутся. - Наконец-то завернул к нам. Несчастье-то какое! Не думали, не гадали... - Как Лена? - спрашиваю я. - Лена! - сияет старик. - Сорванец, как прежде. Преподает физкультуру. На мотоцикле гоняет. Хуже парня! Это в восьмом классе мы с ней взбудоражили весь город, когда тайком отправились в путешествие по Катице, а лодка перевернулась, и мы очутились на скалистом островке. Нас нашли на пятые сутки. - Ты бы хоть писал изредка. Все дела? - Дела... Сказать бы прямо - забыл, вот и не писал. А тут, приехав в Колодин, вспомнил. Невозможно не вспомнить, потому что Колодин - мое детство, а детство - это Ленка. Да и только ли детство? Там, у дома Коробьяникова, мы впервые поцеловались. "Отец говорит, он был хороший, Коробьяников, сказала Ленка. - Больницу выстроил и библиотеку". - "Он был купец, буржуй, - ответил я. - А больница - это филантропия". - "Ты дурак. Филантроп знаешь, что значит? Любящий людей". Мы, как всегда, поспорили, а потом... поцеловались. В доме Коробьяникова светилось окно, и тополя шумели под ветром. Городок наш безлесый, и только у этого дома был зеленый оазис. Здесь шелест листвы заглушал шепот. Позднее мне пришлось задумываться над этим спором, и, познакомившись с Эн Эс, я понял, что филантропом можно быть, даже если работаешь в милиции. Точнее, особенно если работаешь в милиции. Час считают суровыми людьми. Наверно, так оно и есть. Сотрудникам угрозыска жизнь предоставляет не так уж много поводов для улыбки и радужного настроения. Но я помню, как однажды Николай Семенович вытащил из стола толстую пачку писем и сказал: "Знаешь, самое ценное для меня - это..." Ему писали люди, которые, казалось бы, имели основание считать моего шефа врагом. Писали из колоний, из тюрем, из мест высылки. "Вы дали мне понять, что не все потеряно...", "Хочу поскорее вернуться к честному труду и надеюсь на вашу помощь". Он ездил в .колонии, устраивал своих подопечных на работу, улаживал какие-то сложные семейные конфликты. Меньше всего Эн Эс был похож на того угрюмого и неподступного сыщика, какими я представлял раньше сотрудников угрозыска. - Ну что ж, начнем? - предлагает Комаровский. Долговязый, худой, он возвышается каланчой в полосах табачного дыма. "Дядя Степа" - так мы звали Комаровского, когда он был старшиной и дежурил на колодинском рынке. Входит широкоплечий человек в кожаной куртке, тот самый, которого привезла на мотоцикле Ленка Самарина. - Жарков, из автошколы ДОСААФ, - шепчет Дмитрий Иванович. - Чемпион области по мотокроссу, мастер спорта. В голосе Самарина я улавливаю нотки неприязни. Чемпион спокойно оглядывает нас, глаза его твердо поблескивают. - Нас интересует эта штука, - говорит Комаровский, показывая на стол, где лежит злополучный нож. - Дмитрий Иванович как будто видел нож у кого-то из охотников. Вы нам не поможете? Жарков внимательно рассматривает нож. Лезвие тускло мерцает. Вот от этого холодного куска стали погиб инженер Осеев. Нож заметный. Наборная плексигласовая рукоять, отличной стали лезвие. У самой рукояти отчеканен странный рисунок: лев под пальмой. Эн Эс, взглянув на клеймо, сразу определил: "Золингеновский. В Германии сделали несколько тысяч таких ножей для африканского корпуса Роммеля. Кто-то, наверно, привез с войны как трофей, а потом уже переделал рукоятку и переточил лезвие".
Читать дальше
