Анна Данилова - Незнакомка до востребования

— Алло, добрый вечер. Я могу услышать Марину?

— Да… Это я, — услышал он совершенно незнакомый голос.

— Марина, это ты? Ты что, не узнаешь меня?

— А вы кто?

— Ты что, не узнала меня? Я же твой папа, ты чего?! Марина!

Ему вдруг показалось, что он разговаривает с совершенно чужим человеком. И дело даже не в самом голосе, который мог измениться из-за больного горла, к примеру. Он почувствовал, что попал не туда. Что промахнулся.

— Это квартира Терновских?

Терновский — это была фамилия отчима Марины, Михаила, второго мужа Галины.

— Да… А вы кто?

— Вообще-то я отец Марины Караваевой, меня зовут Максим Караваев…

Он, произнося эти слова, чувствовал себя настоящим идиотом. Ну кто там взял трубку? Что еще за дурацкий розыгрыш?

Трубку положили. Решили, что разговор окончен. Так вот по-хамски.

Он вдруг подумал, что трубку могла взять, скажем, родственница Терновского. Или вообще домработница, какая-нибудь хамоватая крестьянка, которая спит и видит, как насолить хозяевам.

Максим поехал в Камышин. Дверь открыла Галина. Глаза злые-злые.

— Тебе чего надо?

— Где Марина?

— Я тебе уже все объяснила.

— Да что с вами такое? Какие вы люди после этого? Ты мне только скажи, с ней все в порядке?

— Абсолютно.

— Она дома?

— Нет, на работе.

— В дом, значит, не пригласишь?

А дом на самом деле был большой, красивый, ухоженный. И Марина, судя по всему, в его деньгах не особенно-то и нуждалась. Надо же, простить они его не могут. Да за что? И что это за игры такие? Приехала, уехала, наплевав на его чувства…

— Ты нам совершенно чужой человек, Макс.

Лицо — непроницаемо. Как маска. И сколько подобных масок она хранит в своем туалетном столике, чтобы скрывать свои подлинные чувства? На все случаи жизни? Какая же она фальшивая, искусственная…

— Ты мне только скажи, когда ты видела Марину в последний раз. — Он уже терял терпение.

— Сегодня утром. Овсянку ей варила. Что еще?

— Послушай, не надо вычеркивать меня из вашей жизни. Я вам еще пригожусь… Между прочим, и ты могла бы мне сообщить в свое время, что беременна или что родила. Я же ничего не знал. Ты же знаешь меня, я бы помогал.

— Да знаем мы, какой из тебя помощник… — Она презрительно фыркнула.

Он уже ничего не понимал. Марина ей что, ничего не рассказала о нем? О том, что он состоялся, что у него есть свое дело, деньги, что он богат, наконец?!!

— Но я присылал деньги, может, и с опозданием на двадцать лет… — пробормотал он, краснея от нахлынувших стыдных чувств. Она что же, надеется, что он и дальше будет вот так стоять на пороге ее дома и унижаться. — Ладно, бог с вами, не хотите меня видеть, не надо. — И он в сердцах, с силой хлопнул ладонью по двери, как бы ставя точку.

В палате стоял какой-то странный запах. Молочный, теплый и одновременно кисловатый.

Она обошла пустую палату (соседки исчезли на время), принюхиваясь, как собака.

Интересно, в ее прошлой жизни была собака? Или кошка?

Открыла тумбочку, стоящую по левую сторону от ее кровати, там хранила свои вещи соседка с грыжей. И увидела то, что в общем-то и ожидала увидеть. Упакованный в мокрый зеленовато-белый пергамент брусок творожной массы.

Значит, она не ошиблась, и в палате на самом деле пахло творогом.

Она вернулась к себе, легла, вытянулась на кровати и закрыла глаза. И вдруг четко увидела картинку: залитую ярким солнечным светом базарную площадь с рядами лотков с фруктами и овощами, какие-то знакомые как будто бы лица женщин, их улыбки, даже услышала их голоса, предлагающие ягоды, свежее деревенское молоко, клубнику… И розовощекую молодую женщину, сидящую на низкой скамейке перед большим деревянным ящиком, застеленным белой вышитой скатеркой, а на нем — ведерко с творогом и баночки со сметаной. С деревенской сметаной.

Где она видела этот творог, этих людей, эту площадь? И почему ей так хочется туда, купить хотя бы немного творога.

Она так разволновалась, что снова села на кровати, подобрав под себя ноги. Но потом, опомнившись и скорчившись от боли, швы-то еще не зажили, снова опустила ноги, тяжело вздохнула.

Какую мирную картинку она только что увидела. И как много было солнца. Сейчас, говорят, октябрь, когда еще вернется тепло, солнце?

Может, зря она тогда так напряглась и не позволила дать расслабить себя гипнозом. Чего она добилась тем, что спряталась за созданной ее же воображением броней? Надо было расслабиться и постараться все же что-нибудь вспомнить. Кто знает, будут ли врачи снова пытаться взломать ее память.