Дарья Дезомбре - Портрет мертвой натурщицы

И еще — он заглянул к ней в тарелку — от огромной порции не осталось и следа.

Маша терпеливо дождалась, когда он откашляется, выпьет воды и усядется, наконец, на место:

— И? Что еще?

— Рисунок, — хриплым голосом сказал Андрей. — Внизу надпись по-английски: Айнгрес. Или Айнгрис. У меня с английским не очень.

— У тебя, конечно, при себе копии нет, — сказала она строго и удивилась, чего это он сидит такой довольный?

— А вот и есть, — растянул рот до ушей Андрей. — Оригинал. Еще не довез до Петровки. Только в конверт для вещдоков упаковал. Но по предварительным данным — отпечатков пальцев на рисунке нет. Если и были, то давние — больше месяца, и уже высохли.

И не дожидаясь ее просьбы, сходил в коридор, где лежал портфель. Принес прозрачную папочку, в которую положил рисунок. Маша взяла ее аккуратно за края, внимательно осмотрела. Андрей терпеливо ждал, приканчивая мясо. Собрал тарелки, сложил в раковину.

— Чай будешь? — спросил он, по-хозяйски открывая шкафы в поисках заварки и сладкого. Маша кивнула, не отрывая пристального взгляда от рисунка:

— Мама купила зефир в шоколаде. Поищи на верхней полке. Слева.

Андрей хмыкнул, достал коробку.

— Это эскиз, — сказала она наконец, когда он уже поставил перед ней чашку с чаем. — Видишь, он изучал положение руки, прикидывал, как лучше.

— Этот самый Айнгрес?

Маша усмехнулась:

— Энгр. Художника зовут Энгр.

— Мадам читает по-французски? — усмехнулся в ответ Андрей. — Как много я о тебе еще не знаю…

— Мадемуазель, — огрызнулась Маша. — И да, читаю чуть-чуть. В университете учили. Французский — язык международного права. Кроме того, — предупредила она уже готовящуюся сорваться с языка Андрея колкость, — Энгр — очень известный художник.

Он молчал, но лицо его было выразительнее слов.

— Родоначальник французского классицизма, — сжалилась она. — Точнее, неоклассицизма, — поправилась, нахмурившись.

— Ха, ну это, конечно, все меняет, мадемуазель!

Маша оторвалась от рисунка, подняла на Андрея глаза: по лицу скользнула улыбка. Он внезапно обнял ее и поцеловал быстро и крепко в губы.

— Да, — оторвалась от него Маша, не дав отвлечь себя от темы. — У нас Энгр висит в Пушкинском. Я бы на твоем месте показала рисунок специалистам.

— Делать мне больше нечего, — беспечно пожал плечами Андрей, — только по твоим музеям бегать! У меня этих «потеряшек» уже три штуки и других трупов — навалом.

— Понятно, — насупилась Маша. Она ненавидела такие ответы.

— Но, — вкрадчиво продолжил Андрей, — у тебя же еще сохранилось твое удостоверение? — Она кивнула. — Вот и сходи, развейся! — Андрей, довольный, откинулся на стуле, а Маша наконец поняла его незамысловатую игру: выманить ее из дома на пусть и сомнительной свежести воздух музейных залов.

«Ладно, — подумала она, — твоя взяла».

Уж больно интересный был рисунок. Маша неоклассицизмом не сильно интересовалась, но тут и не надо быть специалистом. Летящая подпись в углу, легкие, но уверенные линии, нежный овал лица, округлые, будто перетекающие друг в друга формы: плечо, локоть, бедро, колени…

— Это сепия, — сказала она вслух. — Отличный набросок. — И добавила, подняв на него глаза: — Я схожу завтра в Пушкинский, если ты не против. — Андрей кивнул. Ей ужасно хотелось достать рисунок из прозрачной пластиковой папки, почувствовать в руках старую пористую в темных пятнах бумагу. Она перевернула рисунок в папке и замерла.

Что-то было написано на обратной стороне: не сепией и не углем. Тончайшим карандашным грифелем, отточенным бритвой до предельной, на грани слома, остроты.

— «Cherchez les femmes», — прочитала она медленно и, хмурясь, посмотрела на Андрея.

— «Ищите женщину?» — усмехнулся он в ответ, отхлебнув чаю. — Банальненько. Это даже я знаю.

— Нет, — покачала головой Маша. — Женщины тут во множественном числе. Ищите женщин.

Андрей откусил от зефирины, задумчиво пожевал:

— Женщины-убийцы? Клуб дам-ниндзя?

Маша повела плечами:

— Думаю, «искать» здесь употребили в другом смысле… Точнее, в другом направлении. Убивают не они, а их.

Андрей медленно положил зефирину на блюдце в веселых петухах рядом с чашкой:

— Хочешь сказать, убийца дает понять, что еще не закончил?

И именно в этот момент раздался требовательный звонок в дверь. Так могла звонить только мама. Андрей вздрогнул, а Маша пошла открывать.

Дочь открыла дверь, и Наталья сразу отметила взглядом неладное: кроссовки сорок третьего размера и кожаную куртку. Не имело ни малейшего смысла спрашивать, чьи они. Она покосилась на кроссовки с такой брезгливостью, будто это была парочка разлагающихся крыс. Поставила сумки, молча сняла сапоги на каблуках, чмокнула Машу в щеку и прошла к себе, не забыв плотно закрыть дверь.