Ира Зима - Гелен Аму. Тайга. Пионерлагерь. Книга первая

— Вы тут, что себе думаете, девушка? Где вы шляетесь-то? Мы тут стоим и стоим! И сколько вам лет вообще? Как вам доверять ребенка, если вы так относитесь к своим прямым обязанностям?

Я подняла голову и взглянула на ребенка: парень метр восемьдесят с ярко выраженной щетиной.

— Мои прямые обязанности — стоять и тупить с друзьями, лет мне шестнадцать, и я не претендую на такое доверие. Егор Константинович Сотников, действующий директор лагеря по «методической» части и по «безопасности» в придачу, еще и «вожатый первого отряда», он вон там, исполняет свои прямые безграничные обязанности. Безопасность тут всех дико интересует, а у него есть табельное оружие и он показывает нервным родителям, что ему «точно есть чем от медведей отстреливаться», потом еще доказывает, что и полномочия такие имеются, вверенные ему Центральным УВД по должности «старшего оперуполномоченного». Вот в его «погонах» я путаюсь, звание не скажу, вдруг его уже повысили. Если вы готовы проявить гражданскую позицию и помочь нашему доблестному персоналу, то замените нашего товарища на его посту, передав другим товарищам вышеизложенную информацию, вот тогда Егор Константинович всех тут же бросит и займется переписыванием…

Все это время я продолжала заполнять списки, итог — тридцать девять человек, ни фига себе «отряд переростков»! Но чем больше пионеров в отряде, тем больше свободных парней, уйма шансов на свидание у «нецелованой» и проблем с многозадачностью у меня явно не будет.

— Хамка, — ответила тетя, а сын извинился жестами за ее спиной.

— Спасибо, — ответила я парню вслух.

И тут я увидела того, кого ожидала встретить только завтра уже в лагере — Ванька! Нашей разлуке всего неделя, но, конечно, я успела соскучиться, он как пароход среди баркасиков высился над всеми подростками и их родителями. Не так уж он долговяз, а плечи скручивает всю дорогу, словно извиняясь, что так неприлично хорош собой. Толпа самопроизвольно расступается, особенно девицы, и все пялятся на него как на явление. Пергидрольная тетя тоже уставилась, задрав подбородок и обнаружив под ним шею, и тоже расступилась со всей своей непривычностью уступать кому-то хоть что-то. Ванька, еще не минуя столик, уже прибрал меня в свое дружественное поле длиннющими руками, прокрутился через препятствие и приспустился ко мне сверху вниз, а тетя икнула:

— Да что тут у вас творится такое! Это что за безобразия! — она тряханула пухлым кулачком перед моим, а не Ванькиным носом.

— Не видите, это сеструха моя! Ну, мы «близнецы» и не виноваты — судьба такая, нам необходим телесный контакт, только она у меня мелкая, ест плохо… — ответил ей Ванька, а тетя присмотрелась к нам внимательно.

— Ну, тогда ладно, — она вдруг смирилась и отвернулась, сын густо покраснел, я же этому сыну показала жестом, где она у всех застряла, а он мне солидарно кивнул в ответ. И это не кокетство, я не умею какие-то «завратые» вещи из себя специально вытаскивать, это просто поддержка — никто парня по его предкам судить не собирается, это же предки!

— Вань, снеси путевки-списки на главный «пост», а то никак не отправимся, — сунула Ваньке папку, и он уплыл по расступающимся водам толпы, меня-то сразу бы затоптали.

Конечно мы с Ванькой никакие не «близнецы» и даже не родственники! По духу, возможно, но не по крови, он даже не мой парень, то есть категорически не парень он мне, поэтому мы и называемся «близнецами», так нам действительно проще представить окружающим наше отношение друг к другу, а внешняя «похожесть» если и есть, то лишь в некоторой общей высветленности, не более того. Ванька Ветров где-то «у бога за пазухой» раздобыл эллинское лицо в белокудрых тенях, кудри он нещадно срезает, явно чураясь этого «девчачьего», по его убеждению, достоинства, но они с непоколебимостью отрастают вновь, мол, «не уничтожить тебе, парень, столь милый эльфообразный лик». Ванька бесится и хорошеет, подростковость его совсем не задела нелепостью и прыщами. Растет как на дрожжах, словно действительно, в конце концов, собирается своим торсом «подпирать небо». И при этом он отвратительно умен, в МГУ его лично пригласили как победителя юношеских математических олимпиад, видимо так детский аутизм на его мозгах сказался. Вот бы и мне такой эффект откопать в моих внутренних вывертах, но мне никакой выгоды от моей «чудинки» не досталось. Ванька наоборот не ценит «дары» вовсе, на публику каламбурит и дурит, выставляет себя чаще не вполне удачно и бывает болтлив как назойливая муха, чем, видимо, и зализывает раны своего безобразного совершенства. Ванька — мой лучший друг.