Росс Макдональд - Свидание в морге

— Сами увидите. А пока я должен предупредить вас, Зейфель, что вы можете оказаться в скверном положении.

— Не смешите меня, Кросс. Что это вам там наговорила обо мне Энни? Когда женщина в ярости…

Не отвечая, я устроился за своим столом и сменил пленку в диктофоне.

Он наклонился в мою сторону, удивленный и рассерженный.

— Что это значит?! — возмутился он. — Вы не имеете никакого права записывать мои слова! Вы не полицейский.

— В мои обязанности входит и проведение следствия, в процессе которого я имею право записывать полученные сведения. До сих пор никто еще не жаловался на меня. А вы возражаете?

— Естественно.

— Почему?

— Я не собираюсь делать официальных заявлений, которые потом будут меня обязывать. У меня и без вас был сегодня тяжелый день, да еще этот ужасный труп…

— Другими словами, вы отказываетесь говорить со мной без адвоката. А своим собственным адвокатом вы не можете быть?

Он немного побледнел.

— Я пришел сюда не для того, чтобы меня в чем-то обвиняли! И я должен вам сказать, что мне совсем не понравился тон, которым вы разговаривали со мной по телефону.

— Если вам доставит это удовольствие, можете вернуться к себе, и мы начнем все сначала. Я могу даже прислать вам приглашение на надушенной бумаге и с лилиями в правом верхнем углу.

Зейфель откинулся на спинку стула и прикрыл глаза.

— Хотелось бы мне знать, — медленно протянул он, — известно ли вам, что в Стэнфордском университете, перед войной, я был чемпионом в полутяжелом весе. И если бы вы не были другом Энни, я вбил бы ваши слова обратно вам в глотку. Кроме всего прочего, я вообще не обязан выполнять ваши указания.

— Если вы считаете себя другом Энн, то говорите о ней с большим уважением. Все друзья называют ее Энн, а не Энни.

Он сжал кулаки.

— Вы напрашиваетесь на неприятности, Кросс!

Я встал из-за стола и уставился на него тяжелым взглядом. Я готов был держать пари, что он блефует в своей наглости, а на самом деле дрожит от страха, что я могу разоблачить его.

— Если вы хотите драться со мной, Зейфель, приходите на следующей неделе в спортивный зал. Там вы сможете выбрать себе оружие. А сейчас у меня совсем другие, причем неотложные, дела.

И я включил диктофон.

— Остановите эту штуку! — пронзительно крикнул он и встал. — Я протестую против того, чтобы мои слова записывали!

— Потому что хотите иметь возможность потом от них отказаться? Что с вами происходит, Зейфель? Если вы будете продолжать в том же духе, я действительно поверю, что вы замешаны в эту историю.

— Я могу обвинить вас в диффамации! — продолжал кричать Зейфель. — Если вы только посмеете прокрутить эту пленку перед третьим лицом, я заставлю вас отвечать перед законом. Советую вам стереть все, что вы уже записали.

— В данный момент пленка крутится вхолостую, я еще не включил микрофон. А вот теперь включаю.

Я нажал на клавишу.

— Беседа между адвокатом Лоуренсом Зейфелем и Говардом Кроссом. Десятое мая, шестнадцать часов. Садитесь, пожалуйста, мистер Зейфель.

— Я протестую против записи моих заявлений, — громко сказал он и сел.

Урчание диктофона никак не способствовало разрядке сгустившейся атмосферы.

— Что вы сказали лейтенанту Клиту, мистер Зейфель?

— Ничего. Я только сказал ему, что хочу увидеть тело, как вы и просили меня сделать. Когда я пришел, он разговаривал с сотрудниками шерифа и, как мне показалось, был в плохом настроении.

— А вы опознали человека, тело которого лежало в морге?

Некоторое время Зейфель колебался, но потом сказал:

— Да, опознал.

— Кто он такой? Известно ли вам его имя?

— К сожалению, нет. Возможно, он мне его и говорил, я даже почти уверен в этом, но я позабыл его. У меня вообще плохая память на имена. К тому же я видел его всего один раз.

— Когда? При каких обстоятельствах?

— Минутку! Может, я что-нибудь и вспомню, но мне будет легче это сделать, если вы остановите свою машинку.

— Как это понимать? Это угроза, что вы вообще ничего не будете говорить?

— Конечно, нет, — заявил он, демонстративно глядя на диктофон. — Это просто констатация моего психологического состояния и логическое следствие нашего разговора.

— Огорчен, мистер Зейфель, но ведь не я начал разговор в таком тоне.

— Вы остановите его?

— Нет. Вы только что признались, что у вас плохая память, значит, мне придется рассчитывать только на свою, а это невозможно.

— Я ничего подобного не говорил. А что, собственно, происходит? Это формальный допрос? Я протестую против образа ваших действий. Вы нарушаете мои конституционные права.