Марина Серова - Праздник теней

Ладно, я отходчива. Серые потеки на моем костюмчике перестали казаться мне мировой трагедией. Я вернула на свою физиономию улыбку. Люди ведь не отвечают за поступки других, правда? Вот, например, какая милая женщина идет мне навстречу… А я тащусь по улице с мрачной миной. Я приветливо улыбнулась ей. Женщина остановилась. Оглядела меня с ног до головы, сплюнула и высказалась:

— Чего лыбишься-то? Хоть бы костюм постирала да рожу умыла… Тоже мне, красавица нашлась… Фотомодель…

Я не настолько наивна, чтобы подумать, что мне был только что сделан комплимент. Невежливость столь симпатичной с виду дамы повергла меня в глубокий шок. Более того, окружающие сразу показались мне отвратительными монстрами, прогуливающимися по засохшим полям кукурузы. Родной Тарасов стал для меня горькою чужбиной. Я свернула на довольно пустынную Мамонтовскую и пошла к трамваю по ней. Мне хотелось от обиды расплакаться.

«Чертова жизнь, — думала я, — я устала. Я так устала, что, кажется, хочу умереть…»

— Здравствуйте, — услышала я. От удивления я вытаращила глаза. Передо мной, улыбаясь необыкновенно приветливо, стоял маленький светловолосый мальчик. В руках он держал футляр для маленькой флейты — кажется, эти флейты называются пикколо. Глаза у него были странные, очень большие и зеленые, и смотрел он прямо в лицо. Такой симпатичный мальчуган… Я почувствовала, как улыбка сама рождается на моем лице.

— Здравствуй, — ответила я.

Он пошел дальше, как будто выполнил свой долг. Я смотрела ему вслед. Спина была очень тонкая и хрупкая. Отчего-то стало за него страшно. Малыш шел по враждебному миру. Каждый мог кинуть в эту незащищенную спину комок грязи. А он шел как ни в чем не бывало. Остановился на минутку, дал мне немножко сил и пошел дальше. «Спасибо», — прошептала я вслед. Он почувствовал мой взгляд, обернулся и помахал мне рукой.

Я очень устаю от своей работы. Иногда мне хочется спрятаться от внешнего мира в пещеру. Особенно сейчас. Воспоминания о Петечке и его папеньке не приносят ни радости, ни удовлетворения. Боже мой! Отчего я не уродилась все-таки бухгалтером? Отчего, Господи, ты внушил мне нездоровое желание податься в компанию Эркюлей Пуаро, Коломбо и прочих авантюристов? Хотя бы на год стоит уйти из моего бизнеса… Отдохнуть от людей, с которыми иногда так неприятно общаться, что… Впрочем, ладно.

Что это я решила разныться? В данный момент я хочу все забыть. Я лежу на диване. Мои глаза закрыты. Нет ни прыщавого Петеньки-крошки, ворующего денежки Василь Иваныча, который в свою очередь приворовывает из фирмы, в которой работает заместителем зам. зава. Нет никого из этого «дома, который построил Джек». Есть только я. Я ни у кого денег не ворую. Я головой зарабатываю и ногами. Которые сейчас, к слову сказать, похожи на свинцовые колонны. Я лежу на диване… Честное слово, это замечательная вещь… Ноги, сделавшие за день огромное количество никому не нужных шагов, теперь вытянулись на уютном диване — им хорошо… Глаза мои закрыты. Я пребываю в космическом пространстве нирваны. Мне сладко, как в детстве. О чем-то своем поет Эрик Клептон. Он вполне гармонирует с моим настроением благодушной расслабленности. Я испытываю полное удовлетворение от сознания, что я, Татьяна Иванова, никому сегодня не нужна. Просто даром никому не сдалась… Сегодня меня этот факт нисколько не расстраивает. Может быть, я вообще сегодня не имею никакого отношения к частному сыску. Может быть, меня вообще нет в этом пространстве. Я счастлива, как ребенок, прогуливающий ненавистную школу. Иногда человеку становится необходим тайм-аут — даже когда он влюблен в свое дело. А я, увы, в него влюблена. Просто сегодня у меня плохое настроение.

Ничто не вечно под луной. Клептон отчего-то решает больше не петь. Не очень хорошо с его стороны. Вместо него появляется симпатичная девица. Вполне ничего, только наши дикторши никак не могут избавиться от комплекса провинциализма. Девушка сообщает, что у нас в очередной раз поменяли правительство. В нашей стране это обычное явление. Как в Зимбабве. Сегодня вождь — Мумбо-Юмбо, завтра — Юмбо — Мумбо. И разницы никакой нет. От перемены мест слагаемых сумма в лучшую сторону не меняется. Веселится и ликует весь народ… Конец настал моей приятной неге…

Вздохнув, я открыла глаза. От резкого контраста между действительным и горячо желаемым немного закружилась голова. Жизнь ворвалась в мой приют, сверкая наглой и бесстыжей улыбкой. «Зараза, — подумала я, впрочем, беззлобно, — надо все-таки купить эту зеленую тарелку, широко рекламируемую народу. Как ее там называют? Ах да. НТВ-плюс…» Освобождение от рекламы и политики. Что более всего немило средней статистической единице? А вот эта самая ваша реклама и эта самая ваша политика. Со следующего неправедного обогащения покупаю. Тогда есть шанс почувствовать себя свободной от ненужных новостей. Обычно я к новостям отношусь нормально. Приятно поговорить с дикторшей, зная, что возразить она тебе все равно не сможет. А как бывает забавно высказать появившемуся на экране президенту свое недовольство повышением цен! Или пожурить Клинтона за фривольное поведение… Да и просто посмотреть, что там, за окнами, не началась ли уже зима… С теперешним климатом все возможно. Но — не сегодня. Если я сейчас увижу лицо нашего губернатора — меня вытошнит. Равно как и лики наших финансистов меня не обрадуют. Слишком свежи воспоминания о последнем деле.