Микки Спиллейн - Я умру завтра

Майк. М-м-да... (Пауза.) Хелен... он не маньяк. (Пауза.) Им стала ты.

Хелен (оцепенела от ужаса; плачет). Майк... нет... ты же любил меня! Мы собирались... собирались пожениться. Ты...

Майк. Да, мы любили друг друга. Но что это меняет? Четырнадцать трупов... Это ничего не меняет? Ладно, в память о любви я пощажу тебя, Хелен. Никто ничего не узнает. Все будут думать, что с тобой расправился Кармен, а его убил я. Тебя это утешит, Хелен?

Хелен. Нет! Это все Кармен...

Майк. Это был не он, Хелен. Кармен уже полчаса мертв... и последнее убийство - дело не его рук. Тут, на этом самом месте, я всадил в него пулю...

Камера показывает тело, лежащее за спиной Майка.

Голос Хелен. Майк... ты не можешь... (Внезапно горло ее сводит судорогой.)

Майк. Не вытаскивай пистолет. Пока, девочка.

На экране Хелен, на горле которой смыкаются пальцы Майка; у нее подгибаются ноги... она медленно сползает на труп Кармена. Майк опускает ее и щелчком посылает в ее сторону окурок сигареты. Из разжавшихся пальцев Хелен падает пистолет.

Взмывает и затихает одинокий музыкальный аккорд.

Моя месть - секс

Она глянула на меня с кривой усмешкой, продолжая вертеть в руках рюмку.

- Проститутка никогда не поворачивается спиной к обществу, - сказала она. - Она все принимает близко к сердцу.

- Глубокая философия, - оценил я. - Такую мысль непросто усвоить.

Она расплылась в улыбке и на мгновение стала просто хорошенькой.

- Я много думала над этим. В моем деле все видишь четко и ясно. И не позволяешь себе никаких заблуждений.

- Правда?

- Да, - кивнула она. - Правда. Я так чувствую.

- А остальные?

Она бросила беглый взгляд в зеркало на задней стенке бара и машинально поправила прическу.

- Нам доводилось говорить на эту тему. Все чувствуют то же самое.

- Доводилось говорить?

- Теперь перестали. И приберегаем ответы... для клиентов.

Появился официант с нашим заказом, быстро накрыл стол, а когда он удалился, я сказал:

- Но сомнительно, чтобы клиенты... были настолько разговорчивы.

- Вас бы удивило.

- Меня уже ничто не удивляет, девочка, - заметил я. - Но расскажи мне, как же все происходит.

И снова она одарила меня рассеянной равнодушной улыбкой.

- Наверное, люди всегда интересуются, откуда вы берете замыслы тех историй, про которые пишете?

Я кивнул, нахмурившись. Для той игры, которая завязывалась между нами, она была слишком проницательна.

- Ну, есть один и тот же вопрос, который постоянно задают... - она замялась, - нам. - Глаза ее стали пустыми и невыразительными, когда она продолжила: - "Как ты дошла до жизни такой, милая?"

Я постарался отвлечь ее от невеселых воспоминаний, спросив:

- И вы им рассказываете?

- Конечно. О, еще бы! За свои деньги они все получают сполна. Они хотят услышать историю, полную грязи и мерзости, чтобы на ее фоне почувствовать себя чистыми и непорочными - и они ее получают. Мы такое выкладываем... вам и в голову не может прийти...

- И сколько в историях правды?

- Ни капли, - быстро она. - Правды я никогда не говорю.

- А нет ли желания выложить ее мне?

- Кому она нужна?

- Может, быть кому-то и пригодится. Никогда не знаешь заранее. Мы живем в непростом мире...

- Конечно, тебе я расскажу. Но ты должен разговорить меня, задавать правильные вопросы.

Она замолчала, внимательно приглядываясь ко мне. Но я был не глупее ее. Я не собирался спрашивать ее, как она стала заниматься древнейшим ремеслом. Это-то было понятно. Нетрудно было догадаться, что у нее - свои представления о человеческих ценностях.

- О'кей, девочка, - сказал я. - Почему ты стала проституткой?

Она усмехнулась, и я понял, что нашел правильный подход. Я терпеливо ждал ее ответа и наблюдая за ней, смутно предполагая, что она расскажет. Ее внешность ничего не могла подсказать мне. Она была высокой брюнеткой с темными глазами, гораздо красивее, чем большинство ее товарок, и, когда мы с ней вошли в ресторан, мужчины откровенно провожали ее глазами. Голос ее удивлял мягкой серьезностью, в которой порой проскальзывали юмористические нотки. Трудно было представить себе, что ее могут мучить угрызения совести или что она склонна к вспышкам ярости. Но даже если она и впадала в такое настроение, она умела держать это глубоко в себе, чтобы не беспокоить случайных спутников.

Тем не менее не приходилось сомневаться, что она - проститутка. Девушка работала в одиночку, она не была связана ни с какой группой, не была членом "клуба", но и не фланировала по улицам и не ошивалась в барах. Она продавала себя в тех кругах, где "клиенты" носили серые фланелевые костюмы и обращались к ней мягким, но уверенным шепотом. В своем ремесле она вскарабкалась на вершину, где нет ни иллюзий, ни надежд... и откуда можно легко сорваться. Навсегда.