— Ты кто? — Незнакомец наконец разомкнул запекшиеся губы. — Как ты сюда попал?
Павлик слегка дернул плечом:
— Привезли.
— Что ты здесь делаешь?
— Смотрю телевизор. — Мальчик вновь улыбнулся и сочувствующе спросил: — А вы что, болеете?
Его собеседник пошевелил ногой и поморщился:
— Да… Небольшая царапина, а эффект такой, что… А мамка и папка твои где?
— Папу убили, а мама не знаю где, — с видимым хладнокровием ответил мальчик. — Я учился в школе Святой Анны в Ундервельте, а потом приехала тетя Алла и сказала, что отвезет меня к маме. Но, по-моему, она соврала. И еще мне кажется, что никакая она не тетя Алла, тем более что все ее называют Жанной. Только вы ей не говорите, ладно?
— Ладно. — Запекшиеся губы еле заметно раздвинулись в улыбке. — А как тебя зовут, парень?
— Павел Морозов, мне уже семь лет, — солидно отрекомендовался мальчик. — А вы кто?
— Зови меня дядей Сережей, — улыбнулся мужчина, приподнимаясь на одном локте. И потом добавил: — Ну, как мы с тобой будем выбираться отсюда, парень?
Его втолкнули в просторную комнату, в которой находилась лишь хрупкая фигура, стоявшая против света со скрещенными на груди руками. Он остановился перед ней, стараясь удержаться на подкашивающихся от слабости ногах.
— Ну что, поговорим? — дружелюбно улыбнулась Жанна. — Садись, как говорится, в ногах правды нет!
Косарев рухнул на стул. Голова мучительно кружилась, постоянно хотелось пить — казалось, глотка превратилась в наждачную бумагу, во рту еле ворочался воспаленный разбухший язык.
— А я ведь тебя узнала! — продолжала Жанна, все так же вынужденно улыбаясь.
— Я тоже…
Не было смысла скрывать, что раньше они встречались.
— Итак, доблестный офицер ФСБ, отличник боевой и политической… Так, кажется, у вас говорят? И так глупо попался!
Косарев молчал. Напротив лицо с жесткими хищными чертами постепенно расплывалось в нечеткое пятно — обычные реакции организма на огнестрельное ранение.
— А ведь я думала о тебе, — неожиданно призналась Жанна. — Если бы тогда не вступился за меня, что бы со мной было… Какой черт тебя дернул вылезать со своей защитой? — искренне недоумевая, удивилась она. — Ты только навредил. Адвокат сказал, что твои слова тогда произвели большое впечатление на суд — как же, офицер, фээсбэшник. Совершил благородный поступок, но все же сказал свое «фе», осудил негодяйку. Слушай, девяносто девять процентов людей и не подумали бы явиться в суд, чтобы рассказать, как они помешали одной ненормальной утопиться…
— Да, девяносто девять процентов людей не стали бы тебя останавливать, — усмехнулся Косарев. — И были бы совершенно правы!
— Ты думаешь? — серьезно спросила Жанна. Ее лицо выглядело задумчивым. — Кто знает, может, и так.
— Общество бы точно выиграло от этого.
— Общество? Самое смешное, что и мне самой от этого было бы только лучше! — неожиданно призналась она, и тут же в ее голосе внезапно зазвучал металл: — Ну да ладно, хватит романтических воспоминаний… Что было, то быльем поросло. Мы теперь по разные стороны баррикады. Впрочем, всегда были по разные… Ну, рассказывай!
— Дай попить! — попросил он, кивком указав на бутылку с водой.
Пока он жадно пил, она не сводила с него внимательного изучающего взгляда. Ее густые брови почти сошлись на переносице, напоминая чайку, парящую в небе, а закушенная нижняя губа побелела.
Когда Косарев наконец оторвался от воды, ему стало сразу же легче. Голова обрела вожделенную ясность и трезвость мысли.
— Знаешь, что тебя ждет? — спросила она.
— Догадываюсь, — буркнул он.
Он действительно знал, что после случившегося исход только один — смерть. «Двум смертям не бывать», — усмехнулся он и насмешливо спросил:
— А ты что же, здесь за главную? Вон как тебя халдеи слушаются…
— Нет. — Жанна отвела взгляд. — Главный здесь Лучок. Но это не имеет никакого значения… Тебя это совершенно не касается!
— Почему, можно узнать?
— Потому что это моя игра! И будет она проходить по моим правилам.
— И на чьей же стороне ты играешь?
— На своей. — Жанна интригующе замолчала и отвернулась. — Но и это не важно! Важно, на чьей стороне ты будешь продолжать игру…
— И что ты предлагаешь? — Косарев насторожился.
Кажется, у нее имелись на него собственные виды, и ему до смерти хотелось знать какие. Возможно, это помогло бы ему закончить начатое дело. Любой ценой. Даже ценой собственной жизни.
Он пристально взглянул на свою собеседницу — она молча расхаживала по комнате, скрестив руки на груди. «Поза защиты, обороны», — отметил про себя Косарев, по роду службы знакомый с азами психологии. От кого же она хочет защититься? Кто ей угрожает? Не он же! Ведь она прекрасно осведомлена, что офицеры ФСБ не воюют женщинами, детьми и стариками. Кодекс чести не позволяет!
Читать дальше