Лариса Капелле - Священный Грааль отступников

Кася взяла следующее письмо Муромского.

«Дорогая Юля, твоим триптихом заинтересовался мой хороший знакомый, владелец модной галереи в Лондоне Питер Стоунбрук. Он просит о возможности просто выставить картину в его галерее, даже если ты не хочешь ее продавать. Но думаю, для твоего имени это будет очень удачной рекламой. Тем более легенды о катарах до сих пор волнуют воображение. И да, кстати, извини, но я не смог отказать себе в удовольствии и рассказал твоему и моему «большому другу», нашему декану Маргарите Степановне, что ты назвала в честь нее свою… козу!!!»

Кася расхохоталась, мысленно представив гнев почтенной дамы. Олеся встревоженно взглянула на старшую подругу.

– Не беспокойся, я просто узнала, почему вашу козу зовут Маргаритой Степановной, – успокоила девочку Кася.

Но в этом письме было кое-что важное. Теперь она знала: темой картин были легенды о катарах. Более чем странный выбор для молодой художницы из небольшого и хорошо запрятанного на просторах России Белозерска. Вот откуда взялись все эти странные мотивы… Такого она не ожидала.

Вечером, ближе к полуночи, как всегда вышел на связь Кирилл. Он выслушал внимательно ее рассказ. Правда, Кася не упомянула то, что сегодня они с Олесей остались ночевать в доме Стрельцовых. Возвращаться к Петуховым было уже поздно, поэтому, задвинув все засовы, закрыв все ставни и загнав Стельку для верности внутрь, Кася с Олесей решили остаться.

– Я, честно говоря, и сам подумал о катарах.

– Мне нужна информация. Найди все, что можешь, и сбрось на мой мобильник.

– Хорошо, сейчас же займусь этим.

– Ты свободен?

– Освобожусь, не переживай. В любом случае я сказал, что в офисе не появлюсь раньше двенадцати. Так что времени у меня еще достаточно. А теперь, моя дорогая, утро вечера мудренее. Оставь эту работу мне, а сама отправляйся спать.

– Да я вроде не хочу, – сказала Кася и зевнула.

– Как ты не хочешь, я даже по телефону слышу…

Кася, побродив еще по дому минут десять, решила, что и на самом деле – утро вечера мудренее. В любом случае ничего умного в ее голову не приходило. В этот момент она услышала неясный шум за стеной, словно кто-то осторожно обходил дом. Стелька навострила уши и тихонько гавкнула, посмотрев на Касю. Та ринулась в мастерскую и только успела увидеть, как за стеклом метнулась в ночь чья-то неясная тень…

Фуа, Наварра, 22 августа 1321 года.

Монах-францисканец поднял закрывающий глаза капюшон и внимательно посмотрел на Клааса. Взгляд небольших черных глаз был доброжелательным, хотя и чувствовалось, что их обладатель не доверяет до конца своему собеседнику.

– Меня предупредили о твоем визите, сын мой. Итак, тебя послал…

– Паоло, – склонившись в поклоне, произнес Клаас.

– Он жив, мой дорогой Паоло, как я рад получить от него весточку! Я почти не надеялся услышать про него! – Глаза монаха увлажнились.

Клаасу не было стыдно за свой обман. Он лишь обрадовался, что предположения Трэве оказались верными и Белибаст удивительно легко клюнул на такую простую наживку.

– Да, он мне сказал, что только рядом с вами я найду то, что ищу.

Клаас старался говорить проникновенно и без лишней пафосности.

– Ты уверен, что я могу показать истинный путь?! – в раздумье произнес Белибаст. – Идем, ты расскажешь мне о Паоло.

Клаас, порадовавшись подробной информации, которой снабдил его Трэве, начал свой рассказ. Так они дошли до убежища Белибаста. Как и предполагал Трэве, Гийома приютил у себя один из местных ремесленников-ткачей. Белибаст провел Клааса в небольшую комнатку под крышей сарая. Всю обстановку составлял лежак, набитый соломой, и стол с двумя табуретами в центре. Клаас осмотрелся, насколько это было возможно при колеблющемся пламени единственной свечи. Однако, несмотря на скромность, из комнатушки было три выхода. Первый вел вниз, в сарай, второй – в соседний с сараем хлев, а третий – на крыши соседних домов, по которым вполне можно было пробраться на другой конец города и легко ускользнуть от погони. Преследуемые инквизицией катары так легко в руки не давались. Клаас улыбнулся про себя. Ему даже в определенный момент стало жалко симпатичного еретика. Но он не дал себе расслабиться.

– Ты голоден?

– Немного, – с наигранным смущением признался Клаас. Не мог же он сказать, что два часа назад купил у разносчика сочный мясной пирог и добавил к нему солидную кружку пива.

– Садись, разделишь мой ужин.