Ричард Старк - Людишки

- Оххххх... - выдохнула Пэми. И перестала нервничать. И облегчиться ей уже не хотелось.

Вскоре всем принесли дивную еду. Каждому - на отдельном подносе. Пэми никогда не сумела бы поглотить столько пищи. Она старалась изо всех сил, но все равно целлофановый пакет с куском пирога пришлось сунуть в сумку. Затем Пэми малость вздремнула, расслабившись после трех недель напряжения, а когда проснулась (немного помятая и онемевшая), передняя переборка отсека превратилась в экран, и там шел фильм. Он назывался "Гнев ангелов", и за дополнительную плату можно было получить наушники и послушать, что говорят актеры. Но Пэми не хотела ничего слушать; она смотрела на движущихся людей на стене, дремала и чувствовала, что Кения остается позади, все дальше и дальше. Самолет пройдет над всей Северной Африкой, потом - над Средиземным морем, промчится в вышине над Францией, а потом пойдет на снижение и приземлится в Англии, в лондонском аэропорту Хитроу. Там Пэми пересядет на другой самолет, и тот перенесет ее через Атлантический океан в Нью-Йорк. Длинный, мощный двойной прыжок через весь мир!

Кино кончилось, и Пэми поспала еще немножко, а пробудилась оттого, что почуяла неладное. Какая-то напряженность в воздухе, совсем рядом. Пэми огляделась, чувствуя противный привкус во рту, и увидела, что ее белокурый сосед хмурится и сжимает пальцами подлокотники кресла. На лице его появилась удивленно-сердитая мина.

- Ну вот, на тебе, - проговорил он.

Пэми взглянула на него, как мышка, которую застали в мешке с зерном.

- Что, мистер?

Сосед не ответил: он чего-то ждал. Пэми тоже застыла, и вдруг впереди послышались крики, мужские и женские. Выпучив глаза, Пэми съежилась в кресле. Крики резко оборвались, будто кто-то повернул выключатель, и раздался голос из громкоговорителя:

"Дамы и господа, к вам снова обращается капитан Кэткарт. Мне приказано уведомить вас, что сейчас наш самолет находится в руках представителей Международной лиги угнетенных. Мне приказано сообщить вам, что всем пассажирам надлежит сохранять спокойствие и оставаться на местах, тогда никто не причинит вам вреда".

Летчик говорил что-то еще; его голос звучал ровно: пилот давил в себе все чувства. Пэми увидела шагавшего по проходу человека. Его голова была закутана в шарф из маскировочной ткани, глаза скрывали черные солнечные очки. Человек был обут в сапоги, а одет в джинсы, черную рубаху и коричневую кожаную куртку. Он держал и руках автомат и выглядел точно так же, как террористы на журнальных обложках.

Пилот произнес еще две-три фразы, доводя до сведения пассажиров то, что ему было велено сказать. Подойдя к блондину, террорист остановился, но не обратил на него никакого внимания. Он поднял вверх ствол автомата, указал свободной рукой на Пэми и заявил:

- Вы пойдете со мной.

Пэми обмякла в кресле, сжалась в комочек и сделалась совсем крошечной. И в этот миг блондин решительно и твердо ответил:

- Вы ее не получите.

Террорист с едкой насмешкой посмотрел на него и спросил:

- А вам известно, кто я такой?

- Мне известно, что вы такое, - ответил блондин.

X

Мне нет нужды представляться.

Увидев ЭТО сидящим рядом с женщиной, я сразу понял, что оно такое. От существа так и разило боженькой - будто сушеными кореньями или яблоками в овощехранилище. И еще смеется! Раб, служитель.

Уж я-то не слуга. Среди нашего брата нет лакеев. Тот, Кому Мы Служим, не хозяин нам, а друг. Мы вольны в наших действиях, чужая указка нам не указ. Может ли эта... штуковина похвастаться тем же? Могут ли похвастаться тем же подобные ей штуковины, которые вечно на подхвате, вечно угодничают и вкалывают на побегушках?

Неужто хозяин этой твари думает, что сумеет вымести такую людскую навозную кучу тайком от Того, Кому Мы Служим? Мы любим эту планету! Как она бурлит, как она барахтается, как вопит от боли! Как живописны и красочны ее мучения! Род людской - самая дивная из всех наших игрушек. Мы не позволим смахнуть его с лица земли, будто фишки со стола, которые должны быть убраны только потому, что ему надоела игра.

Не бойся, несчастная козявка, мы тебя спасем.

Аннаниил

Существует один язык, который, строго говоря, нельзя назвать языком. Мы, небожители, понимаем его, а эти падшие создания еще помнят. Мои человеческие губы произносили человеческие слова. А тем временем между нами происходил такой мысленный разговор:

- Тебе тут не место, - заявил я, и это была чистая правда.

Он зарычал и начал огрызаться. Как же трудно поверить, что и эти существа когда-то были ангелами: они напрочь забыли о вежливости, столь присущей им прежде.