"Сейчас я его заражу", - подумала она, поскольку на смену обычному безразличию (заразится - плевать, не заразится - тоже плевать) пришло злобное желание непременно наградить толстого клиента своим "тощаком". Пэми исхитрилась напустить слюней сначала ему в рот, а потом - в задний проход. После этого Пэми перестала жалеть о потерянном времени. Какого черта? Надо было ловить момент. Этим она и занялась.
В конце концов клиент откинулся навзничь и принялся пыхтеть и отдуваться, а Пэми оседлала его, как мальчишка, катающийся на дельфине, и крепко обхватила ногами. Лицо и шея датчанина делались все краснее, бледные глаза вылезли из орбит, а во время оргазма он заорал, как баба. Истошный вопль перешел в булькающий хрип, и датчанин обмяк на матраце. Мышцы его расслабились, челюсть отвалилась, потухшие глаза уставились в потолок.
Обливаясь потом, Пэми разглядывала его, поглаживала себя по мокрому животу и вытирала ладони о бедра.
- Мистер? - позвала она.
Никакого ответа. Пэми осторожно попятилась и слезла с датчанина. Миновав на четвереньках его ноги и край кровати, она очутилась на полу и уставилась на своего клиента вытаращенными глазами. Тот лежал, будто большая тряпичная кукла, из которой сыплются опилки. "Я его убила, - подумала Пэми и блаженно улыбнулась при этой мысли. Прежде ей никогда не доводилось гробить людей. - Я прикончила его своей пиписькой".
Пэми огляделась, увидела открытый чемоданчик на тумбочке, и глаза ее загорелись.
Надо его спереть!
Она шагнула к чемоданчику.
- Ммммммммммууууууммммм... Агхххххххаааахххх...
Пэми в ужасе повернулась. Датчанин был живехонек; он поднял голову и левую руку и пытался на что-то указать. Глаза его были полны боли и страха.
- Лек... арство... - выдохнул он. - Ящик... Лек... арство...
Живой. Но умирает. Пэми смотрела на него и не шевелилась.
Он снова закричал. И снова. И снова. Потом его голова откинулась назад, рука упала, шея странно вывернулась, а глаза уставились на Пэми.
- Я... - выдохнул он и захрипел. - Я... вызову... - теперь это был сдавленный свистящий шепот. - Полицию...
Он принялся шарить вокруг нетвердой рукой, пока не наткнулся на телефон.
Нет! Это грозит страшной бедой! А до денег - рукой подать. Пэми оторвала взгляд от датчанина и посмотрела на чемоданчик. Она заметила охотничий нож, и глаза ее вспыхнули.
Датчанин понял, что у нее на уме, раньше, чем Пэми добралась до чемоданчика.
- Я не буду звонить! Я не буду звонить!
Но Пэми уже сжимала деревянную рукоятку. Ножны отлетели в угол. Женщина бросилась на датчанина, как гепард, и принялась наносить удары ножом сверху вниз, снова и снова. Она пронзила его раз сто. Скрипя окровавленными зубами, гортанно рыча, собирая все силы до капли, она разила датчанина опять, опять, опять, опять, пока наконец нож не застрял, зацепившись за что-то, и ее скользкая ладонь сорвалась с рукоятки, когда Пэми извлекала клинок из очередной раны.
Она еще с минуту посидела верхом на ногах своей жертвы, задыхаясь и дрожа от мышечного напряжения. Потом снова по-рачьи слезла с трупа, остановилась посреди комнаты, и ее затрясло. Кровь так и хлестала из датчанина, она капала с ножа всякий раз, когда Пэми заносила его, и теперь ею было забрызгано все вокруг. Даже на потолке виднелись темные крапинки. Кровь впитывалась в матрас, потому что Пэми в исступлении дважды промахнулась и, взрезав покрывало и простыню, проткнула грязную набивку. Огромные потеки и пятна покрыли стены и задернутые шторы, зеркало на дверце шкафа затуманилось от крови. Большой ковер прилипал к босым ступням. У Пэми было такое чувство, будто ее окунули в громадный чан с теплым малиновым вареньем. Чужая кровь запеклась на ее ноздрях, Пэми хватала ртом смрадный воздух и пыталась собраться с мыслями.
Башмаки, платье, сумка. Башмаки темные, на них ничего не видно. Платье было испещрено капельками подсыхающей крови, сумка тоже. Попытавшись вздохнуть, Пэми захрипела и ошалело побрела в ванную. Пустила воду в раковину, потом включила еще и душ и забралась под струю. В прошлом клиенты несколько раз пускали ее в душ в роскошных гостиничных номерах, поэтому она умела управляться с сантехникой. Сняв с куска мыла бумажную обертку, она принялась намыливать волосы, снова и снова. Потом ополоснула их под мощной струей и намылила опять. Это продолжалось, пока стекающая с головы пена не стала белой, утратив розовый оттенок. Потом Пэми начала драить руки, ноги, туловище. Волосы на лобке напоминали губку, пропитанную кровью, и их пришлось выжимать несчетное число раз. Наконец Пэми села в ванне, под самым душем, который изливался на нее подобно дождю, и долго мылась, мылась, мылась, мылась. Неужели эта вода так никогда и не станет прозрачной?
Читать дальше