Роберт Харрис - Enigma

Телефонистка повторила номер.

— Опустите четыре пенса.

Все номера Блетчли-Парка соединялись шестидесятимильной наземной линией с коммутатором Уайтхолла. Для телефонистки Джерихо звонил из одного района Лондона в другой. Он опустил четыре пенса в щель и после нескольких щелчков услышал гудки.

— Да-а? — ответили через пятнадцать секунд. Голос отца Клэр был точно такой, каким Джерихо представлял его себе. Медлительный, уверенный, один короткий слог растягивается на два длинных. Как только раздались короткие гудки, Джерихо нажал кнопку «А». В приемнике зазвенели монеты. Он сразу же ощутил ущербность своего положения — звонит какой-то бедняк, не имеющий собственного телефона.

— Мистер Ромилли? — Да-а.

— Извините, что побеспокоил вас, сэр, да еще с утра в воскресенье. Видите ли, я работаю с Клэр…

Слабый шум, потом тишина, нарушаемая дыханием Ромилли. Треск помех на линии.

— Вы слушаете, сэр?

Снова раздался голос, совершенно спокойный, но теперь он звучал по-другому, будто исходил из огромного пустого помещения.

— Как вы достали этот номер?

— Мне дала Клэр, — выпалил Джерихо первое, что пришло в голову. — Я подумал, может, она у вас.

Снова долгое молчание.

— Нет, нет. Ее нет. Да и зачем ей здесь быть?

— Сегодня утром она не вышла на работу. Вчера у нее был выходной. Я подумал, может, она уехала в Лондон?

— С кем я говорю?

— Меня зовут Том Джерихо. — Молчание. — Может, она упоминала обо мне.

— Не думаю, — еле слышно ответил Ромилли. Прокашлялся. — К большому сожалению, мистер Джерихо, боюсь, ничем не могу помочь. Передвижения моей дочери для меня такая же загадка, как, вероятно, и для вас. До свидания.

Послышался несвязный шум, и связь оборвалась.

— Алло? — произнес Джерихо. Ему показалось, что он все еще слышит в трубке чье-то дыхание. — Алло?

Напрягая слух, еще несколько секунд подержал тяжелую бакелитовую трубку, потом повесил ее. Прислонившись к стенке телефонной будки, потер виски. За стеклами в мире безмолвно продолжалась жизнь. К особняку провожали только что прибывших лондонским поездом двоих штатских в котелках и со сложенными зонтиками в руках. Три утки в зимнем уборе, растопырив лапы, будто вспахивая свинцовую воду, садились на озеро.

Передвижения моей дочери для меня такая же загадка, как, вероятно, и для вас.

Это неправда, не так ли? Не та реакция, которую можно ожидать от отца, узнавшего, что его единственная дочь пропала.

Джерихо поискал в кармане мелочь. Разложил монеты на ладони и стал тупо разглядывать, как путник, попавший в незнакомую страну.

Снова набрал ноль.

— Оператор слушает.

— Кенсингтон, два-два-пять-семь.

Снова опустил в щель четыре пенса. Опять короткие щелчки, затем пауза. Поднес палец к кнопке. Но на этот раз не длинные низкие гудки, а короткие — бип-бип-бип, занято, — пульсирующие в ухе, как биение сердца.

Следующие десять минут Джерихо трижды пытался дозвониться и каждый раз с тем же результатом. Или Ромилли снял трубку, или ведет с кем-то долгий разговор.

Джерихо позвонил бы и в четвертый раз, но прибежавшая из столовой в накинутом на плечи пальто женщина стала нетерпеливо стучать монетой по стеклу. Джерихо уступил. Стоя на дороге, решал, что делать дальше.

Оглянулся на бараки. Их знакомые до мелочей приземистые серые формы, прежде наводившие тоску, теперь таили в себе смутную угрозу.

К черту. Что он теряет?

Застегнувшись от холода, повернул к воротам.

Приходская церковь св. Марии, твердые белые камни которой впитали в себя восемь веков христианского благочестия, находилась в конце аллеи старых тисов менее чем в сотне ярдов позади Блетчли-Парка. Входя во двор, Джерихо разглядел полтора-два десятка аккуратно сложенных на паперти велосипедов, а потом до него донеслось гудение органа, сопровождаемое заунывным пением прихожан англиканской общины. На кладбище стояла мертвая тишина. Он почувствовал себя гостем, входящим в дом в самый разгар вечеринки.

Мы распускаемся, зеленеем, как на дереве листья,

И увядаем, и умираем, не меняешься только Ты…

Джерихо потопал, похлопал руками. Хотел тихо проскользнуть внутрь и постоять сзади до конца службы, но опыт подсказал, что потихоньку в церковь не войти. Хлопнет дверь, тут же повернутся головы, и какой-нибудь услужливый помощник церковного старосты поспешит по проходу с перечнем молитв и псалтырем. Такого внимания ему хотелось меньше всего.