Он очень мало знал о третьем бараке, разве только что там обрабатываются расшифрованные депеши германских сухопутных сил и люфтваффе. Этот барак был в два раза больше других и построен в виде буквы «L». Он появился тогда же, когда и остальные временные здания, зимой 1939 года — поднимавшийся из мерзлой букингемширской глины деревянный каркас, обшитый асбестом и тонкими досками, — и чтобы обогреть его, вспомнил Джерихо, пришлось забрать из одной старой оранжереи большую чугунную печь. Клэр постоянно жаловалась на холод. На холод и на «скучную» работу. Но где точно она работала, не говоря уж о том, в чем состояла «скучная» работа, было для него загадкой.
Позади хлопнула дверь, и он, обернувшись, увидел, что из-за угла военно-морского барака появился Логи. Черт побери. Он припал на колено, притворившись, что возится со шнурком ботинка, но Логи его не увидел и целеустремленно направился в сторону особняка. Это придало Джерихо решимости. Как только Логи исчез из виду, он, собравшись с духом, бросился через дорожку ко входу в барак.
Он постарался держаться так, будто имеет право здесь находиться. Достал ручку и, проталкиваясь между летчиками и армейскими офицерами, зашагал по центральному коридору, деловито заглядывая то в одну, то в другую комнату. Народу здесь было даже больше, чем в восьмом бараке. Мембраны деревянных стен усиливали гам пишущих машинок и телефонов, создавая атмосферу сумасшедшей деятельности. Джерихо не прошел и половины коридора, как в одной из дверей появился бравый полковник с огромными усами, преградив ему дорогу. Джерихо кивнул и попытался проскочить, но полковник проворно встал на пути.
— Постой-ка, приятель. Кто такой? Джерихо непроизвольно протянул руку.
— Том Джерихо. А вы кто?
— Неважно, черт побери, кто я. — У полковника были оттопыренные уши и густые черные волосы с широким прямым, как лесная просека, пробором. На протянутую руку он не обратил никакого внимания. — Из какого отделения?
— Из военно-морского. Восьмой барак.
— Восьмой? Доложите, зачем явились сюда.
— Ищу доктора Вейцмана.
Вдохновенная ложь. Он знал Вейцмана по шахматному обществу. Натурализовавшийся в Англии немецкий еврей, всегда начинавший партию непринятым ферзевым гамбитом.
— Ищете, черт возьми? — взревел полковник. — Разве флотские никогда не слыхали о телефоне? — Разглаживая усы, он оглядел Джерихо с ног до головы. — Ладно, пошли со мной.
За широкой спиной полковника Джерихо проследовал по коридору в большое помещение. За столами в два полукруга две группы сотрудников, примерно по дюжине человек в каждой, разбирали проволочные корзины, доверху наполненные расшифрованными материалами. Позади них в стеклянной кабине на высоком стуле восседал Вальтер Вейцман.
— Послушай, Вейцман, ты знаешь этого малого? Склонившийся над горкой немецких наставлений по пользованию оружием Вейцман поднял большую голову, рассеянно посмотрел на вошедших, но при виде Джерихо его унылое лицо осветилось улыбкой.
— Привет, Том. Конечно же, я его знаю.
— Kriegsnachrichten Fur Seefahrer, — чуть торопливо произнес Джерихо. — Ты говорил, у тебя, возможно, что-то появится.
Мгновение Вейцман не реагировал, и Джерихо подумал, что ему конец, но тут старина медленно произнес:
— Да, у меня есть для тебя такие сведения. — Он осторожно спустился со стула. — Вам что-то нужно, полковник?
Тот воинственно задрал подбородок.
— Уж коль вы спросили, Вейцман, да, кое-что нужно. Связь между бараками, за исключением особых указаний, должна осуществляться по телефону или в письменном виде. Установленный порядок. — Полковник свирепо взглянул на Вейцмана, а тот, в свою очередь, посмотрел на него с изысканной любезностью. — Ладно, — сказал грозный вояка, — но на будущее запомните.
— Дурак, — прошипел Вейцман, когда полковник отошел. — Так, так. Давайте-ка лучше сюда.
Он подвел Джерихо к картотеке, нашел ящик и, выдвинув, стал просматривать карточки. Всякий раз когда переводчикам встречался непонятный термин, они прибегали к помощи Вейцмана и его знаменитому указателю. До вынужденной эмиграции он занимался филологией в Гейдельберге. Форин Оффис в редкую минуту вдохновения направил его в 1940 году в Блетчли. Почти не встречалось фраз, перед которыми бы он спасовал.
— Kriegsnachrichten Fur Seefahrer. «Военные сообщения для морской пехоты». Впервые перехвачены и зарегистрированы девятого ноября прошлого года, о чем ты уже прекрасно знаешь. — Вейцман поднес карточку к носу и стал разглядывать через толстые стекла очков. — Скажи, этот милый полковник все еще смотрит на нас?
Читать дальше