На его бледных губах промелькнула улыбка.
— Я думаю, у нас есть все шансы, сэр. Уверен, сэр Иммануил был бы очень рад узнать, что его коллекции нашлось полезное применение. Полагаю, нам понадобится лестница, сэр, не будете ли вы столь любезны.
Чарли вытащил раздвижную библиотечную лестницу из темной ниши. Прежде чем я успел возразить, взобрался на ступеньки и поехал к полкам. Колеса лестницы ужасающе скрипели.
— Хм-м, — неодобрительно промычал Предел. — Ладно, — сказал он и показал наверх. — Третья полка. Что ты видишь?
В тусклом свете Чарли перебирал трактат за трактатом. Атласы, учебники…
— «Тектоническая активность» Мужелюба, — прочел Чарли. — «Вулканизм в Тихом океане»… «Лавовая бомба»…
— Пожалуй, теплее.
Чарли остановился, положив одну руку на шкаф, чтобы снова оттолкнуться, когда его внимание привлекла тяжелая книга в тканевом переплете.
— «Магнетическая вязкость»? — с надеждой прочел он.
— Это она, — сказал Предел.
— Максвелл Моррэйн! — воскликнул я.
Предел посмотрел на меня:
— Да, сэр? А что с ним?
— Мне почему-то не пришло в голову спросить об этом вас, Предел. Что вы знаете о покойном коллеге вашего хозяина, Моррэйне? Сэр Иммануил вышвырнул меня из дома при одном упоминании его имени.
Предел пожал плечами. Он неожиданно показался мне очень уставшим. Чарли спустился с лестницы и встал рядом с ним, протягивая книгу. Предел начал говорить, одновременно листая страницы:
— Вы слишком молоды, чтобы помнить это, сэр, но то была большая трагедия. Профессор Моррэйн тронулся.
— Куда тронулся?
— Головой, сэр. Говорят, это из-за того, что его жена сбежала с каким-то джентльменом, но сэр Иммануил говорил мне, что мистер Моррэйн всегда был немного не в себе. Даже когда они вместе учились.
— Да, я слышал, что они посещали один колледж. И после выпуска работали вместе, не так ли?
Предел закивал, а потом стал сравнивать обрывок схемы с иллюстрацией в огромной книге.
— У отца сэра Иммануила был этот дом, а ему самому всегда нравились итальянские предместья. Казалось, это место просто создано для того, чтобы проводить здесь исследования. Для вас и для меня это, наверное, не понятнее греческого или итальянского, сэр, но у профессора Моррэйна имелись теории, касающиеся огромной потенциальной энергии, которой обладает лава, само содержимое земной коры! Но это ничем не увенчалось. А потом случился пожар, и бедная миссис Моррэйн… в общем… Ага! Я нашел наш вулкан, сэр.
Он поднял книгу — часть схемы была приложена к соответствующей странице. И, что никого особо не удивило, это оказалось поперечное сечение Везувия.
Невероятная библиотека сэра Иммануила была просто бесценным кладезем информации. После опознания геологической схемы мы начали искать хоть какие-нибудь зацепки, чтобы понять, каким странным веществом был отравлен старик.
Чарли сел, закинул ноги на стол, снял башмаки и стал выковыривать грязь между пальцами, заработав очередную порцию негодующих взглядов Предела.
— Сделай что-нибудь полезное, — приказал я, вручив ему «Отравление мышьяком и его причины».
— Я делаю. В смысле — полезное. Я думаю.
— Ха! Я служу Его Величеству. А ты служишь мне.
Он заложил руки за голову. Можно ли сидеть и одновременно выглядеть настолько развязно?
— Мне кажется, что существует связь между этой фиолетовой дрянью и тем, что я рассказывал вам о любовнике Венеры.
А что с ним?
— «Дом сгоревшего дерева». Помните?
Его лицо растянулось в кривой улыбке.
— Опий? — вскричал я.
И через несколько минут, благодаря перекрестным ссылкам, которые давал Предел, мы наши это вещество.
— Дистиллят семян марганцевого мака, — прочел я, проведя пальцем по изящной иллюстрации, на которой был изображен цветок.
— Никогда о таком не слышал.
— Не сомневаюсь. Он растет только в определенных областях Гималаев. А теперь надевай ботинки, Чарли, ты возвращаешься в город.
— Да?
— Да. Найди нам какой-нибудь транспорт для поездки в этот притон. Встречаемся в фойе «Санта-Лючии» в десять.
— Хорошо, шеф. — Чарли встал и натянул ботинки, держась за дверной косяк.
— Да, и еще, Чарли.
— Да?
— Береги себя. Мне кажется, ты становишься незаменимым.
Мальчик улыбнулся, а когда он закрыл за собой дверь, я почувствовал странный приступ боли. Сначала я подумал, что это, должно быть, несвежее пирожное из «Гамбринуса», но наконец понял, что это какая-то почти чужеродная эмоция. Нежность.
Читать дальше