Марк Гэтисс - Клуб «Везувий»

Я вопросительно поднял брови и бутылку с шампанским. Вы здесь совершенно не к месту, дорогая моя, — сказал я, наполняя ее бокал. — Должен сказать, в «Гранатовых комнатах» таких, как вы, встретишь нечасто.

Она слегка наклонила голову.

— Есть покурить?

Я несколько ошарашенно кивнул и вытащил портсигар. Он у меня плоский, отполированный до блеска и украшен моими инициалами, выгравированными готическим шрифтом, хотя ему никогда не доводилось спасать мою жизнь, приняв на себя пулю. Для этого существуют слуги.

— Армянские или грузинские? — спросил я.

Она взяла длинную черную сигарету — одну из тех, которые лежат в правой части портсигара, — и зажгла спичку о каблук своей элегантной туфельки, прикурив одним быстрым движением.

Ее развязное поведение пришлось мне по душе.

— Боже ж мой, умирала, как курить хотела, — сказало прекрасное видение, поглощая дым глубокими затяжками. — Не возражаете, я возьму одну на потом?

Я махнул рукой:

— Угощайтесь.

Она загребла дюжину сигарет или около того и засунула их за корсет.

— Вы полны сюрпризов, — заметил я.

— Ну да, так и что же? — Она рассмеялась и хрипло закашлялась. — Вы тут один?

Мое представление ее не обмануло. Я налил себе еще шампанского.

— Увы.

Она игриво — иначе не скажешь — оглядела меня сверху донизу.

— Очень жаль. Вы красавчик.

Этого я отрицать не мог.

— Мне нравятся высокие господа, — продолжила она. — Вы иностранец?

Я провел рукой по своим длинным темным волосам.

— Своей комплекцией я обязан по большей части матушке — она наполовину француженка, наполовину славянка — и немного отцу, он британец. А талия — мое личное достижение.

— Хм. Они, должно быть, гордились таким хорошеньким ребенком.

— Одна баронесса как-то сказала мне, что о мои скулы вполне можно порезать запястья.

— Много девушек ради вас умерло, нет?

— Только те, кто не мог ради меня жить.

Она положила подбородок на руку в перчатке.

— Но у вас холодные глаза. Синие, как бутылочки с ядом.

— Ну что вы, право. Прекратите, или мне останется лишь ретироваться. — Я накрыл ее руку своей. — Как вас зовут?

Она покачала головой, выпустив облако дыма и улыбнувшись.

— Мне мое имя не нравится. Я с большим удовольствием услышу ваше.

Я потеребил запонку.

— Габриэль, — ответил я, использовав одно из своих noms de guerre [3] Псевдоним (фр.). , — Габриэль Рэтчитт.

Моя безымянная красотка задумалась.

— Это имя ангела.

— Я знаю, моя дорогая, — пробормотал я. — И, боюсь, скоро я стану падшим.

Ночь была жаркой, и кровь моя кипела, так что я не стал тратить время на поездку домой и поближе сошелся со своей новой приятельницей прямо в грязном переулке на задах «Гранатовых комнат». Я очень хорошо помню ее задранные юбки, трущиеся об мой подбородок, и ее прекрасную грудь под моими утонченными белыми руками (о них я уже упоминал). Пока я предавался разврату, мне на глаза попалась афиша, криво приляпанная к мокрой кирпичной стене. Сегодня в мюзик-холле Коллинза играла Нелли Класс. Между этим совокуплением и моей следующей встречей вполне может найтись время успеть ко второму акту.

Нелли была в хорошей форме, да и я тоже — поднялся в бар наверху и слушал, налегая на рейнвейн, как она распевает «С кем ты был прошлой ночью?». Пока я искал место, фривольно задевая соблазнительные белые лодыжки примерно дюжины хорошеньких юных леди, зал слился для меня в одно огромное чудесное марево расплывчатых красок и света. Я чувствовал себя так, будто влетел головой в одно из восхитительно déclassé [4] Деклассированных (фр.) полотен Сикерта. [5] Уолтер Сикерт (1860–1942) — английский живописец и график, один из ведущих мастеров английского импрессионизма. Полые тени окутали меня засаленным красным бархатом. Канареечно-желтые кринолины Нелли Класс блестели перед моей улыбающейся физиономией солнечными зайчиками.

После нескольких лишних припевов «Как глупо целовать девушку в этом месте» я нетвердой походкой выбрался в благоуханную ночь и сел в кэб.

— Пиккадилли, — вскричал я, стуча тростью по крыше, что было совершенно необязательно.

Вскоре после этого меня высадили перед Королевской академией изобразительных искусств. Днем я обычно вхожу в это помещение через парадную дверь, но в ту ночь я осторожно спустился по предательскому штопору лестницы к служебному входу.