Вадим Россик - Кто рано встаёт, тот рано умрёт

После обеда с национальным колоритом прошу Лилю налить мне в термос крепкого кофе. Объясняю хозяйке, что это одна из немудреных писательских радостей. Кроме того, я же не могу пообещать что-то своему организму, а потом просто от него удрать. Догонит и отомстит. Лиля берёт в одну руку мой термос, в другую – недовольно запищавшую Алинку и скрывается в недрах кухни.

Тем временем слегка окосевший Эрих наливает по третьему бокалу; затем переходит к своей любимой теме: коллекционированию винных этикеток. Я охотно выпиваю с ним вино (Прозт!), но слушаю управляющего вполуха. Иначе мне грозит серьёзная опасность. Если я выдержу Эриха эти три недели, то, пожалуй, сам начну собирать винные этикетки.

Управляющий плетёт мне об этикетке редкого монастырского вина под кощунственным, на мой взгляд, названием «Молоко Богородицы». Это вино производится только в Вормсе из винограда, на который падает тень от монастырских стен и башен.

– То «Молоко Богородицы», которое вы, мой друг, можете увидеть в любом магазине – откровенная и наглая подделка! – негодует Эрих, хватая бутылку. Чтобы смягчить горечь осознания того, что всё в этом обманчивом мире совсем не то, чем оно кажется, выпиваем ещё по бокалу нашего замкового вина. По крайней мере, в нём-то можно быть уверенным!

Подчиняясь замысловатому полёту нетрезвой мысли, управляющий внезапно меняет тему разговора. Оказывается Эрих родом из Саара. Он вырос в маленькой деревушке на границе с Францией. Отец Эриха – старый Ланг – провёл все шесть лет Второй мировой войны на фронте. С сорок первого – на Восточном. Был семь раз ранен, но выжил и вернулся к семье. Настоящий сверхчеловек. После войны старый Ланг стал заместителем бургомистра и вырастил ещё шестерых сверхчеловечков. Пятерых мальчиков и одну девочку. Сам Эрих – предпоследний ребёнок. Его младшая сестра умерла в прошлом году от рака. На похороны собралась вся многочисленная родня. Даже брат из Канады прилетел.

Вспомнив о бедной сестрёнке, Эрих вытирает рукой навернувшуюся слезу, наливает нам ещё и «Прозт!» – мы осушаем по четвёртому бокалу.

– Сейчас таких людей нет, – бормочет заплетающимся языком Эрих. – Немцы стали толстыми, ленивыми, без автомобиля шагу не сделают, а я помню, как отец после войны добывал уголь в шахте за сорок километров от нашей деревни. В пятидесятые годы транспорта не было, и он каждую пятницу, закончив последнюю смену, пешком возвращался домой, проводил с нами выходные, а в воскресенье после обеда опять уходил на всю неделю. Вы только представьте себе, Вадим! Пешком за сорок километров!

Смотрю на пьяного Эриха. Как непредсказуема судьба! Я воспитан в ненависти к врагам, когда-то пришедшим на нашу землю с огнем и мечом, а теперь вокруг меня потомки тех, кто убивал моих предков. Угощают вином с привкусом земляники. Я слежу мутными глазами, как управляющий в очередной раз наполняет бокалы и спрашиваю:

– Отец рассказывал вам о войне?

Эрих отрицательно мотает головой.

– Никогда. Ни единого слова.

– Как так? – удивляюсь я, принимая из рук Эриха бокал с вином.

– Вот так, – лаконично отвечает мне управляющий. Он поднимает свой бокал, с опасным звоном чокается с моим, едва не расплескав вино, и добавляет:

– Впрочем, мой дядя, младший брат отца, рассказывал, что, когда отец в сорок втором году долечивался дома после ранения, дядя – тогда ещё совсем мальчишка – спросил его, сможет ли Германия победить?

– И что он ответил?

Эрих смотрит мне прямо в глаза и неожиданно чётко произносит:

– Знаете, мой друг, отец был глубоко верующим человеком. В тот раз он сказал только одно: «Если мы победим – значит, бога нет».

Вот такие кренделя. Больше я ничего не говорю. Из кухни появляется Лиля в сопровождении голой Алинки, подаёт мне полный термос кофе и вредным голосом велит нам заканчивать свои посиделки. А мы и не спорим. Всё равно вина больше нет, зато чувствуется настоятельная потребность полежать.

Сердечно обнявшись на прощание, мы с Эрихом покидаем столовую. Несмотря на то, что меня болтает, как щепку в бурном море, я упорно двигаюсь верной дорогой по коридору и через какое-то время достигаю своей комнаты. Сначала аккуратно ставлю термос на стол, потом неаккуратно роняю себя на кровать, куколкой заворачиваюсь в одеяло. Ещё успеваю подумать: «С борщом надо бы быть поосторожней. Какой-то он пьяный». Внезапно мне в сознание вламывается кто-то весь в черном. Это сон.

Несмотря на расслабляющее действие борща (ну или, допускаю, вина), через три часа я снова в игре. Еле-еле разлепив глаза, поскорее наливаю в крышку термоса крепкий кофе без сахара и возвращаю себя в скучную действительность. Горячий напиток струится по довольному организму, изгоняя похмелье. Так-то лучше! Уже осмысленным взглядом смотрю на время – семь часов вечера. Значит скоро ужин с доктором Бахманом. Надеваю скромный костюм – униформу разочарованных в жизни писателей. В качестве намёка на то, что для меня ещё не всё потеряно, цепляю на шею галстук оптимистичного персикового цвета. Этот галстук мне подарила Марина на прошлый день рождения. Он отлично смотрится в сочетании с голубой рубашкой. Оглядываю себя в зеркале. Что там из меня получилось? Получился загадочный мужчина с грустными глазами. Шутю.