- Как жестоко вы обошлись с человечеством, - воскликнула Лайла.
- Возможно, жестоко. А может, объективно. Легко принимать красоту жизни. Куда труднее понять ее грязь. Мне пора идти, - он взглянул на Эда. В вашем случае соперничество первой и третьей категорий проявилось в наиболее чистом виде. Когда что-то подобное происходит со взрослыми, дело осложняется многими факторами, так как представители этих категорий могут работать в одной фирме, любить одну женщину, быть политическими противниками. Что, по-вашему, произойдет теперь с Уреком? Эд задумался.
- Я полагаю, это решит судья.
Доктор Кох шумно выдохнул.
- К сожалению, это не так. Закон не властен над категорией три. Он не может их наказать, не может удержать от совершения преступлений. Даже в тюрьме они находят представителей первой категории и нападают на них. Общество еще не научилось жить с ними в мире.
Доктор Кох замолчал, погруженный в свои мысли. Эд хотел что-то прошептать на ухо Лайле, но та остановила его, приложив палец к губам.
- Возможно, мне разрешат поговорить с Уреком, - продолжал доктор. Может быть, до суда, если нет, то после него. Вы не будете возражать, если после этой встречи я снова загляну к вам?
Эд ответил не сразу.
- Я вижу, вы колеблетесь. Я понимаю, что моя просьба не слишком приятна для вас.
- Мне не хочется становиться действующим персонажем в вашей статье.
- Если я напишу статью, то лишь для медицинского журнала, и я обещаю не упоминать настоящих имен.
- Люди догадаются, о ком идет речь.
- Да, такая возможность всегда существует.
- Для вас это важно?
- Да.
- Очень?
- Да, очень.
- Хорошо, - кивнул Эд. - Приходите в любое время.
Кох довольно улыбнулся.
- Мне пришла в голову одна мысль. Ваша приятельница...
- Лайла, - подсказала Лайла.
- Она напоминает мне мою Марту. Разумеется, в молодости. Моя жена, Марта, относилась к категории один. Трудная ноша для женщины. Особенно если она не работает. И замужем за представителем второй категории, вроде меня.
- Откровенно говоря, мне бы хотелось, чтобы школьные учителя хоть чем-то походили на вас, - ответила Лайла.
- Вы очень добры, совсем как европейская женщина.
- Видите, вы вновь вводите категории.
- Достаточно, - вздохнул Кох. - Вижу, что я тут третий лишний. - Он пожал руку Эду, поклонился Лайле и вышел из палаты.
14.
Камера в полицейском участке казалась огромной для одного арестованного. Урек смог заснуть лишь под утро. Сквозь решетку он видел большие часы с медленно движущимися стрелками на противоположной стене. Их вид раздражал Урека, потому что кроме часов ему оставалось смотреть лишь на гладкие однотонные стены и железные прутья, отделявшие его от внешнего мира. Вновь открыв глаза, он увидел, что прошло лишь пятнадцать минут, то есть он не спал, а дремал. В шесть утра он отказался от завтрака. Теперь время приближалось к десяти, и он проголодался. Где же Томасси, как говорил его отец, большая шишка в этом чертовом городишке?
Урек забарабанил ботинком по прутьям решетки. Прошло минут десять, прежде чем появился кто-то из полицейских.
- Надень ботинок, - процедил полицейский.
Урек взглянул на него и обулся.
- Хороший мальчик, - хмыкнул полицейский.
- Я не получил завтрака.
- Одну минуту.
Полицейский поднялся наверх и вскоре вернулся.
- Ты же отказался от завтрака.
- Я хотел спать.
- Тут не отель. Ты должен есть, когда тебя кормят.
- Не могли бы вы принести хотя бы чашечку кофе? Пожалуйста, а? - Урек едва заставил себя выговорить последнее слово.
- Сколько тебе лет?
- Шестнадцать.
Через пару минут полицейский принес кофе.
- А сливки и сахар?
- Пей то, что дают.
Урек, сгорбившись, сидел на скамье, уставившись в бумажный стаканчик с черным кофе, в который он привык добавлять молоко и три ложки сахара. Впервые он понял, что тюрьма означает ограничение. Еще через час от скуки он мог бы карабкаться по стенам.
Томасси он уже ненавидел. Он охрип от крика, прежде чем к нему спустился сержант.
- Чего ты орешь? - спросил он.
- Не могу ли я поразмяться во дворе?
- Послушай, парень, здесь не тюрьма, а камера предварительного заключения.
- У вас же есть двор.
- Если хочешь поразмяться, делай отжимания, - засмеялся сержант и ушел.
Неужели ему придется сидеть в тюрьме? Он должен выбраться отсюда. Почему мать или отец не придут за ним? Что он будет делать целый день! Урек оглядел голые стены, решетку: запертую дверь, маленькое окно под потолком, также забранное железными прутьями. При всем желании он не мог убежать. Урек весь кипел от ярости.
Читать дальше