Дэвид Дэвис - Шерлок Холмс против графа Дракулы (сборник)

– И, – молвил я, как и мой компаньон, исполненный раскаяния, – если бы я не застрелил Коллинза, тот мог бы привести нас прямо в логовище своего повелителя.

– Боюсь, в жизни слишком много «если», Уотсон, однако моя профессия состоит в том, чтобы их предвидеть. Тем не менее мы не в силах изменить прошлое. Если Дракула окончательно завладел Кэтрин Хантер, тут уж ничего не поделаешь. Но остается главная цель нашей миссии – уничтожение графа Дракулы.

Мы молча брели по дороге, пока не дошли до ворот и сторожки Баскервиль-холла. Кованая ажурная решетка ворот, припорошенная снегом, напоминала прекрасное кружево. По обе стороны от ворот стояли на страже потрескавшиеся столбы, увенчанные головой вепря из герба Баскервилей. Пройдя через открытые ворота, мимо разрушенной сторожки, мы вступили на прямую темную аллею деревьев, ведущую к замку, который призрачно мерцал в самом ее конце. Высокие, по-зимнему голые, деревья простирали над нами скелетообразные ветви, которые, переплетаясь, образовывали просторный свод, и сквозь него по временам просвечивала яркая луна. Раскачиваясь на ветру, ветви ударялись друг о друга, словно предупреждая о нашем приближении.

Аллея заканчивалась широкой лужайкой, покрытой теперь безупречно гладким снежным ковром. И вот перед нами встал Баскервиль-холл. Он остался таким, каким я его запомнил. В центре находилась основная массивная часть здания с крыльцом. Переднюю часть здания покрывал заиндевевший, поблескивающий в лунном свете плющ с выстриженными там и сям заплатками в тех местах, где сквозь посеребренную листву, как темные пятна на лице дома, проглядывали окна. Над центральной частью здания поднимались две старинные зубчатые башенки с множеством бойниц. С каждой стороны этих башен были сделаны более поздние пристройки – современные флигеля из черного гранита. Неосвещенные окна со средниками казались темными и зловещими.

Ясно было, что замок недавно посещали, ибо снег на подъездной аллее был крест-накрест исполосован следами от колес, а у крыльца виднелись следы ног. Пока мы стояли, Холмс положил руку мне на плечо.

– Уотсон, боюсь, я считал ваше участие в этом деле само собой разумеющимся, а теперь вот собираюсь вовлечь вас в столь опасную ситуацию, шансы выжить в которой совсем ничтожны. – Он на миг умолк. – Дорогой мой друг, вы до сих пор прекрасно себя проявляли, но я не имею права просить вас вместе со мной войти в этот дом.

– Чепуха, – резко произнес я. – Надеюсь, до сих пор я не подводил вас и не собираюсь делать это сейчас. Это мой долг.

Холмс улыбнулся сдержанной улыбкой и потрепал меня по плечу.

– Добрый старый Уотсон, – тихо вымолвил он.

Не тратя больше слов, мы подошли к большим дубовым дверям Баскервиль-холла. Дверь была не заперта. Войдя в темный молчаливый дом, мы с Холмсом вновь оказались в очень высоком холле с массивными балками. Наши шаги, хотя и тихие, казалось, отдавались эхом по всему зданию. Холмс легкой кошачьей поступью подошел к столу в центре зала, взял небольшой канделябр и зажег его. Зал осветился тусклым мерцающим светом. Мы рассматривали высокие узкие окна с витражными стеклами, дубовые панели, голову оленя, гербы и старинное оружие, развешенное по стенам, – все мрачное и тусклое в бледном свете свечей.

Пока мы осматривались по сторонам, до нашего слуха донесся какой-то звук. Это был плач женщины – приглушенные, сдавленные рыдания человека, сердце которого разрывается от неизбывной печали. Казалось, эти звуки исходят от самих стен, словно они – составная часть печальной истории этого дома. Холмс жестом указал на галерею менестрелей, которую нам предстояло обследовать. Из пальто он извлек пистолет и, держа его в одной руке, а канделябр в другой, стал подниматься вверх по правой лестнице к прямоугольной галерее с перилами, опоясывающей верхнюю часть холла. Там мы остановились и стали прислушиваться к беспокойным стенаниям плачущей женщины. Казалось, они исходят из комнаты, находящейся слева от нас по коридору. Подтверждая мое впечатление, Холмс указал в этом направлении.

Мы крадучись шли вдоль узкого коридора. При свете свечи наши тени плясали вокруг нас, словно бы сами по себе, потеряв связь с нашими телами и по какому-то дьявольскому наущению сделавшись им чуждыми.

Неотвязные рыдания становились громче. Мы остановились у четвертой спальни. Не оставалось сомнения, что жалобные звуки исходят из этой комнаты. Когда Холмс, поставив канделябр на пол, медленно открыл дверь, я почувствовал, как на лбу у меня проступает холодная испарина.