Татьяна Полякова - Жаркое дыхание прошлого

– Он домой, видать, возвращался, – донесся до меня бабкин голос. – Как раз с горы шел, той, что возле прачечной. А машина сзади. Да на такой скорости… Он и увернуться не успел, шел-то по тротуару… не оглянулся даже. Петровна из одиннадцатого дома видела. Все на ее глазах. Народ собрался, вызвали «Скорую», но уж ясно было… Внук Татьяны Ивановны сразу сказал, мол, погиб участковый, внук-то на доктора учится. Он хотел помочь, да куда там…

Я слушала рассказ Марии Семеновны, категорически отказываясь верить в него, да и как поверить, что Егора, с которым еще позавчера мы болтались по здешним улицам, вдруг не стало. «Забелин», – вдруг точно кто-то шепнул в ухо. Ну, конечно. От этого мерзавца можно ждать чего угодно… даже убийства участкового?

– На номера машины кто-нибудь внимание обратил? – спросила я, когда женщина замолчала.

– А чего на них внимание обращать? – вроде бы не поняла она моего вопроса. – Ашота машина, у которого кондитерская. Говорила же, нехристь…

– Он сам был за рулем? – нахмурилась я.

– Нет. Он у себя сидел и знать ничего не знал.

– Машину угнали? – начала я терять терпение.

– Вчера говорил, угнали, сегодня уже – «взял покататься», – передразнила бабка.

– Кто взял?

– Арсенчик, кудрявый такой. Ты его знаешь, он тут вечно шляется.

– Тетя Маша, – взмолилась я. – Давайте по порядку. Арсенчик взял чужую машину?

– Выходит, так. Вчера, когда все сбежались, Ашот, само собой, тоже прилетел. Машину-то за углом бросили, где проходной двор. Ашот как ее увидел, прямо позеленел. Орал и по-своему и по-нашему, мол, всех засужу, машина новая… Только врет, ей уж лет семь, если не больше. Приехала полиция, стали разбираться. Ну и тут же кто-то вспомнил, что Арсенчик возле кондитерской вертелся. Пошли за ним. А ты небось знаешь, что там за семейка. Матери нет, папашу тюрьма заждалась, и оба сыночка ему в комплект.

– Старший вроде работает, – сказала я.

– Да они все «вроде работают», – передразнила бабка. – Короче, слушай дальше. Арсенчик в доме прятался и как будто не в себе был. Приступ у него. Старший брат за него горой, принялся врать, что он весь вечер из дома не выходил, но полицейские тоже не дураки. Сказали, экспертизу проведем, отпечатки пальцев снимем и докажем, кто в машине был. Младший в слезы, а старший сообразил, что дело плохо, и все как есть рассказал: Арсенчик прибежал, глаза выпуча, и орет, что угнал у Ашота машину и сбил на ней участкового. С управлением не справился. Машину с горы понесло и на тротуар, а там поребрика, считай, нет, он по тротуару, как по дороге, и даже посигналить не сообразил, дурья башка. С перепугу сбежал, а теперь от страха на стенку кидается.

– Его арестовали?

– Кто ж его арестует, ему всего тринадцать лет. Это он с виду уже взрослый балбес, а с моим внучатым племянником в одном классе. Из дома душегуб не выходит, и родня к нему никого не пускает. Уже адвокатом обзавелись, чтоб парнишку, значит, только при нем допрашивали. Ашот к ним претензий за угон не имеет, значит, договорились. Да и среди полицейских двое были очень подозрительные.

– В каком смысле? – спросила я.

– В смысле наружности. Ихних кровей будут. И носами, и повадками… Помяни мое слово, откупятся. И ничего гаденышу не будет.

– Ему и так ничего не будет, – вздохнула я. – В тринадцать-то лет…

– Вот-вот. А человека больше нет. Погиб такой молодой ни за что ни про что…

Вот в это я поверить категорически отказывалась. В убийство и тайный заговор, наверное, поверила бы, не зря Забелин на ум пришел, лишь только бабка рассказала о гибели Егора. А вот в то, что человек просто шел по улице, а какой-то мальчишка как раз в эту минуту решил покататься на чужой тачке и не справился с управлением, верить не получалось. Может, потому, что в тот момент сама жизнь вдруг предстала чередой вот таких случайностей, хаотичных и никем не управляемых, и не было в них никакого смысла, как не было его и в самой жизни. И это внезапное открытие ошарашивало и лишало сил.

С бабкой я вскоре простилась и без всякого толка еще долго болталась по району. Зашла в кондитерскую и к Тамаре, конечно, тоже.

Все разговоры лишь о гибели Егора, одни его от всей души жалели, другие гадали: выкрутится Арсенчик, или на сей раз не удастся, ведь погиб не рядовой гражданин, а участковый. Свекор Любови Васильевны заявил, что в прежние времена за убийство милиционера расстреливали, и тринадцатилетний возраст тому помехой не был.

Вспомнили, сколько раз за последние месяцы шпана угоняла машины, исключительно чтобы покуражиться. По району всю ночь катаются, потом где-нибудь бросят. Хорошо, если целую. Два раза изрядно помяли… И все с рук сходило. А уж о том, что из машин все тащат, и говорить нечего. Может, теперь порядок наведут? Я слушала эти разговоры и честно пыталась поверить, что Егора больше нет. Но в голове данный факт упорно не укладывался. А еще было чувство вины. Согласись я вчера с ним встретиться, и сейчас он был бы жив. Я была уверена: был бы. Сидел бы напротив, пил чай и рассказывал о своих делах. Разве могла я знать? И это трусливое «разве» билось в груди, не желая выходить слезами, давило, корежило, и я, глядя за окно, думала растерянно: «Как же теперь…»