Юлия Волкова - Алиби на одну ночь

Он начал решительно отвинчивать пробку. Пластмассовые стаканы и стаканчики потянулись к нему со всех сторон.

— Папашке налей! — распорядилась тетка. — Ну, с сыночком тебя! — коснулась она стаканом металлической кружки, оказавшейся в руках Феликса. Залпом выпив нагревшуюся на солнце водку, тетка вытерла губы и сказала: — Жалко, до машины нашей далеко! У меня там закуска отличная. Грибочки и огурчики на дачу везла, собирались с мужиком моим открытие дачного сезона отпраздновать!

— Так за чем дело стало? — удивился водитель «Волги». — Послушай, — повернулся он к хозяину «десятки», — объяви, чтоб ее муж сюда с закусью шел.

— Как зовут мужа? — деловито поинтересовался долговязый.

— Трофимовы мы, — сообщила тетка. — Он — Семен Михайлович, а я — Прасковья Ивановна.

— Параскева, значит! — рассмеялся водитель «Волги». — Видишь, какое счастье тебе привалило? — сказал он Феликсу. — Сама Параскева-повитуха [7] Святая мученица Параскева — покровительница материнства. сына твоего приняла.

Дверца джипа распахнулась, и рыжий врач Службы Спасения позвал Калязина «на смотрины». Сделав несколько шагов на негнущихся ногах, Феликс скрылся внутри.

Хозяин «Волги» снова наполнил стаканы.

— За тебя, Параскева Ивановна!

Четырехкилограммовый младенец, только что завершивший первую в жизни трапезу, безмятежно спал. Лежавшая на заднем сиденье Алена, приподняв уголок кружевной пеленки, с нежностью рассматривала красное личико и нараспев ворковала:

— Вот мы какие красивые, вот мы какие толстые!..

Феликс, никогда не слышавший подобных интонаций в голосе жены, взглянул на нее с изумлением.

— Посмотри, какой у нас маленький носик, — продолжала счастливая мать, — какие гладкие щечки… Точь-в-точь как у папочки!

Калязин в растерянности провел рукой по своей щеке с модной «трехдневной» щетиной… Этот жест внезапно отрезвил его.

— Аленушка! — воскликнул он неожиданно тонким голосом, припадая губами к руке жены. — Неужели весь кошмар кончился?..

— Почему кошмар? — недовольно спросила Алена. — И почему кончился? Все только начинается…

— Как? — с отчаянием пробормотал новоиспеченный отец, и из его груди вырвался звук, похожий на рыдание.

— Да успокойтесь же, наконец! — профессор Спирин положил руку на плечо Феликса. — Мужчинам всегда требуется время, чтобы осознать свое отцовство, — сказал он Алене и повернулся к рыжему спасателю: — Дай ему успокоительного.

— Может, лучше этого? — Спасатель достал из-под сиденья бутылку виски.

— А как он машину поведет? — засомневался Валерий Юлианович. — Впрочем, ему все равно нельзя в таком состоянии. Ладно, я сам за руль сяду…

Дверца джипа осторожно приоткрылась, и в проеме показалось бледное лицо ассистентки профессора.

— Ой! — воскликнула Аллочка, взглянув на спящего младенца. — Поздравляю вас, Алена Ивановна!.. Вы бы видели, что на мосту творится! Народ ликует, прямо как раньше во время демонстрации.

— Слава Богу! — с трудом улыбнулась Алена. — Наконец-то нашелся человек, который догадался меня поздравить. А я уж думала, не дождусь… Феликс, — строго спросила она, — я надеюсь, ты не забыл поблагодарить мою спасительницу?

— Сейчас, солнышко, — виновато пробормотал Калязин, — сейчас…

Нащупывая во внутреннем кармане пиджака бумажник, он тяжело вывалился из джипа. Аллочка едва успела его поддержать.

— Ну как сын? — спросил Феликса парень в шортах, чья рука лежала на плече девушки в сарафане.

Не в силах говорить, Калязин помотал головой и промычал что-то нечленораздельное.

— А нам нельзя его посмотреть? — поинтересовалась девушка.

— Нельзя! — отрезала Прасковья Ивановна, продолжая деловито раскладывать на махровом полотенце свои «грибочки и огурчики». — Хочешь, чтоб дитя бензином надышалось? Да и сглазить могут, народу-то вон сколько!.. — Прищурившись, она посмотрела в сторону забитого машинами Литейного проспекта и вдруг воскликнула: — Ой, глядите! Цветы!..

Над крышами машин медленно плыл букет разноцветных тюльпанов. Тюльпаны весело кивали яркими головками на длинных стеблях.

— А вон еще! — закричала девушка в желтом сарафане. — И еще!..

Гвоздики, ирисы, фрезии, бережно передаваемые из рук в руки, двигались с обеих сторон к середине моста. Появление большого, завернутого в нарядную фольгу букета темно-красных роз было встречено общими аплодисментами.