Наконец объект был обнаружен — приятели вышли на улицу с нормальным количеством фонарей, автомобильным движением в два ряда в каждую сторону, и, распахнув стеклянные двери, они ввалились вовнутрь. Это оказалось чем-то средним между кафе и центром досуга, которого у местных жителей хоть отбавляй. Никаких девок в полумраке, ни официантов во фраках — помещение метров с триста битком заставлено столами. В глубине зала длинная стойка, с полдюжины игральных автоматов и большое полотно видеопроектора. На его экране развеселый блондинчик весело вещал о предстоящем футбольном матче меж датским и голландским клубами. Вокруг довольно опрятно, несколько молоденьких официанток и с полтора десятка выпивающих мужиков. Потребляемые ими напитки отторжения у прибывших не вызывали — этикетки были хорошо знакомы, как нашим несчастным пропойцам надпись «Кавказ» на бутылках темно-зеленого стекла.
Сели в центре, справедливо рассудив, что до сортира, стойки бара и выхода расстояние примерно одинаковое. К ним незамедлительно подошла девушка в недостаточно кокетливом передничке и вежливо попыталась узнать, что три исстрадавшихся без женской ласки дуботеса желают отведать в ее скромном заведении. Обращалась она по-голландски, который почти не отличается от немецкого, но без должной подготовки разобрать, что же от вас хотят, довольно сложно. Приятели предложили пообщаться на английском, чему официантка немедленно и последовала.
Пока девушка исполняла пожелания клиентов — а до тех пор, пока Кирилл со своими собутыльниками не принял по первой, эти самые пожелания не распространялись далее куска вырезки на решетке и чего-нибудь из местного деликатеса, — Жуков продефилировал к стойке и, проведя ревизию выставленных на полках и готовых к употреблению напитков, выбрал, как оказалось впоследствии, малознакомый Кириллу, а Николаю и подавно неизвестный напиток в квадратной посуде. Из пояснительной записки, размещенной на обратной стороне бутылки, Кириллу удалось уяснить, что все это изготовлено из высококачественных натуральных продуктов с использованием старинных германских рецептов и употребляется в любом виде и количествах, никак не влияющих на естественные физиологические процессы. Пришлось пойти на поводу у незатейливой рекламы, тем более что этикеточка исполнена была очень живенько, с какими-то продолговатыми предметами и указанным, соответствующим российскому стандарту, градусом.
Вооружившись надлежащей посудой, приятели принялись за дело. Николай, как личность, занимающая в данный момент пост впередсмотрящего, без явного энтузиазма сунул нос в бокал с колой и принялся пускать пузыри. Кирилл с Андреем, напротив, приняли пару раз по двести.
Как-то незаметно появилась вырезка, на вкус Кирилла слегка пересушенная. К ней гарнир, простой до идиотизма, и что-то, напоминающее морские водоросли, слегка приправленные толченым стеклом и майонезом. Нечто подобное подавалось в наших гастрономах и именовалось мало что объясняющим термином «кукумарина с морской капустой». В тех незабвенных баночках, граммов по двести и ценой копеек в сорок семь, присутствовал тот же набор. А вместо майонеза предлагалось немного рассола, щедро разбавленного забортной водой. Это предложенное обходительной дамочкой блюдо оказалось совершенно непригодным для заполнения паузы в промежутках, меж молчаливо поднимаемыми бокалами. Более того, проскрипев остатками ракушек, застрявших между драгоценными искусственными челюстями, Жуков помрачнел, ополоснул ротовую полость спиртосодержащей жидкостью и сплюнул на пол. И не под ноги себе, как предполагает этикет, а в проход, на желтый, искусственного волокна, ковер. Сплюнул, недобро сверкнув глазами:
— Ну, что с этими суками делать, а?
Разъяснять Андрею, как следует поступать в подобной ситуации, не хотелось. Не хотелось по нескольким причинам. Во-первых, Жуков и сам прекрасно знал, что следует делать, а во-вторых, никому из присутствующих за столом не хотелось стать учредителем безобразного скандала, к которому их разборчивый друг был готов еще загодя, на улице, в трехстах шагах от невинного, в общем-то, учреждения.
— Мне тоже не понравилось, — насколько можно примирительней согласился Кирилл. — Но не стоит из-за этого раздувать щеки и бить посуду о голову местного гастронома.
Однако следовало учесть состояние, в котором пребывал их приятель. Фраза «местный гастроном» прочно впечаталась ему в голову и застряла там на некоторое время, чтобы позже, в самый неподходящий момент, составить одному Жукову ясную логическую связку. И битьем посуды в этом случае бы не обошлось. Тем более что Кирилл имел возможность убедиться: Андрей может зашибить пару-тройку человек и за менее серьезную провинность. Во всяком случае, так случилось в прошлом году, в Париже: Кирилл, на беду, устроил своей даме ознакомительную экскурсию по злачным местам этого сраненького по большому счету городка…
Читать дальше