Рекс Стаут - Не позднее полуночи (сборник)

Вульф рассматривал мисс Фрейзи, стараясь сохранять любезное выражение лица, и это ему почти удавалось.

– Но почему же обязательно полмиллиона? Ведь у вас же четверо соперников.

– Да нет же, – сказала она доверчиво, – мы возьмем именно первый приз. Полмиллиона. – Она вдруг подалась вперед. – Скажите, у вас когда-нибудь бывают озарения?

Вульф на миг перестал следить за выражением лица, и оно сразу же помрачнело.

– Озарения? Это в каком смысле?

– Ну, обычные озарения, когда тебе вдруг открывается будущее. У меня было, два раза, один раз еще в молодости, потом долго не повторялось, до того дня, когда я впервые прочитала объявление о конкурсе. Оно снизошло на меня, вошло внутрь так внезапно, что я даже толком ничего и не почувствовала, только уверенность, что эти деньги будут наши. Ах, это такое приятное, такое удивительно прекрасное ощущение – быть в чем-то совершенно уверенной, а в тот день оно заполонило меня всю целиком, с головы до пят, так что я даже подошла к зеркалу, думала, может, что-то увижу. Я, правда, так ничего и не увидела, но с тех пор эта уверенность не покидала меня ни на минуту. Так что можете мне поверить, первый приз наш. Бюджетная комиссия уже прикидывает, как лучше всего потратить эти деньги.

– Да-да, конечно. – Сумрачное выражение уже не сходило с лица Вульфа. – А те пять стихов, что Далманн дал вам вчера вечером, как вы передали их своим коллегам? По телефону, телеграфом или авиапочтой?

– Ха! – ответила она, и, по всей видимости, это было все, что она желала сообщить по этому поводу.

– Разумеется, вы их как-то передали, – констатировал Вульф без тени сомнения, – чтобы они, не теряя времени, смогли приступить к работе. Разве не так?

Мисс Фрейзи снова выпрямилась:

– Никак не могу понять, какое кому до этого дело. Ведь условиями конкурса не запрещается, чтобы вам кто-нибудь помогал. И вчера об этом ничего не говорили. Сегодня утром я действительно звонила миссис Чарлз Дрейпер, она мой заместитель, вице-президент нашей лиги, я же обязана была сообщить ей, что не смогу вернуться сегодня и вообще неизвестно, когда смогу. Это был сугубо приватный разговор.

Было совершенно ясно, что он так и останется приватным. Вульф решил, что настаивать бесполезно, и сменил тему.

– Другая причина, по которой я хотел с вами встретиться, мисс Фрейзи, – это необходимость извиниться перед вами от имени моих клиентов, фирмы «Липперт, Бафф и Асса», за нелепую шутку, которую позволил себе вчера вечером мистер Далманн, показав вам какой-то листок и заявив, будто это ответы на конкурсные четверостишия, которые он только что вам раздал. Я считаю, что эта шутка была не просто глупой, но и весьма дурного тона. Так что примите от меня извинения от лица его коллег.

– Ах, вот оно что, – проговорила мисс Фрейзи. – Собственно, нечто в этом духе я и подозревала. Вообще-то я и пришла сюда, чтобы выяснить, в чем тут дело. – Она вздернула подбородок, ее голос стал тверже. – Но этот номер у них не пройдет. Можете так им и передать. Теперь я узнала все, что хотела. – Она поднялась. – Думаете, если уж я уродина, то у меня и мозгов не может быть? Ну, они еще пожалеют! Уж об этом-то я позабочусь.

– Присядьте, мадам. Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Ха! А ведь вам-то вроде тоже полагалось бы иметь мозги. Они прекрасно знают, что один из них пришел, убил его и взял эту бумагу, а теперь они хотят…

– Прошу вас, будьте поаккуратнее с местоимениями, – предупредил Вульф. – Вы что, хотите сказать, что бумагу взял один из моих клиентов?

– Конечно нет! Это сделал кто-то из конкурсантов. Но они все из-за этого оказались в такой дыре, что им ни за что из нее не выбраться, если не удастся доказать, кто именно ее взял. Вот они и придумали всю эту историю, будто это была только шутка и никакой бумаги вообще не было, и когда мы пришлем им ответы, они вручат нам призы и думают, что таким образом все уладится, если, конечно, полиция не поймает убийцу, а она его, может, вообще никогда не найдет. Но этот номер у них не пройдет. Ведь у убийцы будут правильные ответы, все пять, но ему придется доказать, где он их нашел, а он не сможет. Судя по всему, эти стихи ужасно трудные, и за пару часов в библиотеке их не разгадать.

– Да, пожалуй. Но ведь и вы, мадам, тоже вряд ли сможете это объяснить. Ведь там, дома, ваши коллеги уже над ними работают. Вы уже уходите?

Она было направилась к двери, но обернулась:

– Я возвращаюсь в гостиницу, у меня там встреча с полицейскими. С ними я тоже работаю мозгами, к тому же я знаю свои права. Я сказала им, что вовсе не обязана ходить к ним сама, пусть они ко мне приходят, если, конечно, они меня не арестуют, но не думаю, чтобы они посмели это сделать. Я не позволю им обыскивать свою комнату или рыться в моих вещах. Я уже рассказала им все, что видела и слышала, и больше они от меня ничего не добьются. Ах, они, видите ли, еще хотят знать, что я думаю! Видите ли, им хочется узнать, считаю ли я, что на бумаге, которую нам показал тот человек, действительно были ответы! Но я, признаться, никак не пойму, почему это я должна говорить им, что я думаю. А вам я, конечно, скажу, и вы можете передать своим клиентам…