Чарльз Шеффилд - Неподражаемый доктор Дарвин

— В правовом смысле вы совершенно безвинны. В моральном же плане, мистер Кросс, все куда как запутаннее. Вы пытались прислать помощь умирающему в тот миг, когда многие бы думали лишь о собственной шкуре. Это похвально. Но вы пали жертвой одной общечеловеческой слабости — той, коей слишком часто подвластен любой из нас. Мы стремимся доказать всему миру, какие мы умные и необыкновенные.

Кросс склонил голову в знак согласия, бросил еще один несчастный взгляд на Дарвина и, взяв вилку, наконец начал есть.

— Я и сам виновен в подобной слабости не меньше кого другого, — произнес Дарвин. — Как вы думаете, с чего начались собственные мои размышления по этому делу? С такой эгоистичной мысли, что дальше и ехать некуда. Я спросил себя — а кто вообще знал, что я, Эразм Дарвин, вчера находился в таверне «Голова вепря»? Ибо только тот мог вызвать меня на помощь в выставочный зал.

Флоренс Траструм, проявив безошибочное чутье, поставила перед доктором еще одну полную тарелку. Он принялся рассеянно подцеплять куски прямо пальцами, ни на мгновение не сводя глаз с лица Ричарда Кросса.

— Давайте же определим эту небольшую группку людей. Джозеф Фолкнер и Джейкоб Поул, разумеется, знали, где я, поскольку и сами были со мной. Мэри Роулингс тоже скорее всего знала. Джеми Мерчисон знал, но, поскольку он, как и полковник Поул, сидел со мной, когда прибежал посыльный, его из списка кандидатов можно вычеркнуть. Кто еще? Наверняка еще несколько человек — с одним непременным условием: из числа лиц, близких Джейкобу Поулу или Джозефу Фолкнеру. Только они могли знать, что днем мы встречаемся в «Голове вепря». Итак, круг возможных подозреваемых ограничен. Но далее одна лишь логика никуда не вела — я не мог указать на конкретного человека, будь то мужчина или женщина. Требовались дополнительные данные. Я надеялся обрести их, когда мы вчера вечером вернулись на выставку. И сперва мне казалось, я их обрел — наткнувшись на одежду Дариуша Шарани. Она могла вывести нас на него! Однако ищейки оказались бесполезны. Я вернулся сюда, в этот дом, — но только что на стену не лез от досады. — Дарвин погрозил пальцем Поулу. — Вы, Джейкоб, сумели-таки заронить в мою душу сомнение, предположив, будто поисковые псы беспомощны ночью и под землей.

Полковник пожал плечами.

— А я был прав, Эразм. Ничего-то они нам не сказали.

— Только потому, что мы задавали им неверный вопрос. Собака может ответить только на собачьем языке. Помните, как Том Триддлер отпустил псов? Они обнюхали одежду, завиляли хвостами и пришли в возбуждение. Только когда он снова на них прикрикнул и велел идти по следу, они растеряли весь пыл. И неудивительно! Они свое дело выполнили — и знали это. Бедняги ничуть не заслужили выговора от хозяина. Источник запаха находился прямо там — собственной персоной. — Дарвин кивнул на Ричарда Кросса. — Ищейки это знали, и сказали нам все, что могли. Не их вина, если мы не сумели расшифровать ответа.

— Но чего ради? — Джейкоб Поул угрюмо уставился на Дарвина. — Собачьи мысли читать я не мастак, так что на этот счет ничего не скажу, но какой во всем этом смысл? Фальшивые рубины, проклятия, переодевание, обман. И все же, Эразм, говорите что хотите, а на выставке все-таки умер человек. Вы, кажется, все время об этом забываете.

— Ничуть. Мы как раз к тому и подходим. — Дарвин облизал пальцы и кивнул через стол Ричарду Кроссу. — Сэр, я сумел восстановить общий ход событий. А теперь, думаю, пора и вам внести свою лепту. Помните, я не судья, мистер Фолкнер тоже. Но судья будет здесь — если мы сочтем необходимым его вызвать. Оставьте же вашу скрытность и говорите. Позвольте предварить вас одним только замечанием: исследовав хитроумное сооружение в пещерной реке под выставкой, я заподозрил, что необычные материалы для него куплены у местного торговца. И мы получили подтверждение тому. Сильно подозреваю, что на расписке о получении стоит ваше имя.

Ричард Кросс отложил вилку с ножом, обвел взглядом всех присутствующих и закусил губу.

— Я скажу. Однако после вчерашних ужасных событий я поклялся спасением души никогда не открывать ничего касательно одного аспекта всего этого дела. Все остальное доктор Дарвин уже сказал за меня. Я хотел доказать свой ум, удачно одурачив весь мир. Сами видите — у меня были возможности это сделать: метод собственного моего изобретения, способный лишить сил взрослого мужчину. Причем безвредный.

— Для здорового человека, — возразил Дарвин. — Но для человека с больным сердцем, как незадачливый вор…