Серж Фабр - Два полицейских. Дело о надувном матрасе

Что все это значило, я не знаю. Шеф, когда я ему результаты доложил, только поблагодарил меня и сказал, что завтра, после того как Виктор Агапкин опознает тело Владимира, я должен его сопроводить в полицейский участок Капдая. Он, Виктор, уже предупрежден, что необходимо присутствие его и Ирины для оформления документов о смерти Владимира и Жанны Андрейчиков.

– И что, – спросил я, – так, прям и оформим?

– Посмотрим, – ответил шеф, – сначала попробуем один забитый гвоздь выгнать 53, а там – как пойдет.

08.01. Ницца. Улица Александр Мари.

Очень быстро: мелкий зеленый горошек из банки, высыпать на сковородку, чтобы он плотным слоем закрыл дно. Пока выпаривается вода, режем тонкими ломтиками ветчину. Добавляем немного масла и кладем ветчину поверх горошка. Затем, в течение двух минут, два раза перемешиваем ветчину и горошек. Когда горошек немного сморщился, а ветчина чуть-чуть подрумянилась, раздвигаем все это к краям и в середину выпускаем яйцо. Соль. Перец. Пока белок схватывается, трем пармезан и затем уже равномерным слоем посыпаем пармезаном белок (но, ни в коем случае, не желток). На желток бросаем один маленький листик петрушки.

Яичница называется «Jaune».

10.21. Минута. Ницца. В машине на стоянке полицейского морга.

Пока Виктор разговаривает с Ле Гуном, могу записать в журнал сцену с опознанием.

Я приехал к моргу лишь чуть-чуть позже Виктора, так что меня почти и не ждали. Тем не менее, у Ле Гуна было точно такое лицо, как у того морского бычка, которого в бухте Мале, поймали на синтетическую приманку. Он сказал, откуда-то из своего высока, что у него совсем мало времени. Есть прямой свидетель по делу Жанны Андрейчиков и его допрос многое может прояснить. Это опознание проводится по просьбе префекта. А по его, Ле Гуна, личному мнению, оно вряд ли может быть дознанию очень полезным.

Ну, если уж он так спешил, мог бы и не говорить ничего, а сразу приступать к делу.

У Виктора забинтована правая рука. Сейчас она лежит в лангетке. Видимо, последствие аварии. Сам он выглядит мрачным. То ли рука болит, то ли ему неприятна предстоящая процедура. Понять его можно: ведь Владимир был его лучшим другом, и, вдобавок, компаньоном.

Так или иначе, мы приступили. Виктор осмотрел тело, уверенно опознал его (крестик, перстень, шрам на ноге). И добавил к приметам, по которым узнает тело еще одну – глубокий шрам на правой ягодице. Ему этот шрам даже не успели показать. Он сам попросил перевернуть тело. Указав на шрам, уходящий на внутреннюю поверхность бедра, он сказал, что ошибиться невозможно. Он сам доставлял Владимира в госпиталь, после этого ранения. Это было в Чечне, один из солдат, находившийся в нескольких метрах от Владимира, наступил на противопехотную мину. Рядового спасти не удалось, да там, по словам Виктора, уже и нечего было спасть. Погиб еще сержант, который шел совсем рядом. А Владимиру повезло: ему выдрало кусок мяса, плюс, вертолет быстро забрал его в госпиталь.

На вопрос, почему дочь покойного не указала на эту рану. Виктор вполне резонно ответил, что, Владимир мог стесняться раны в таком месте и не показывать ее дочери. Он и купался всегда не в коротких плавках, как это принято в России, а в длинных шортах, как это любит молодежь в Европе. Это чтобы шрам не показывать.

У меня была своя задача – найти следы от удара на пальцах правой кисти Владимира. Но Ле Гун, из каких-то своих соображений, приказал мне стать у двери и пресек попытку приблизиться. Так что ничего я не рассмотрел. Это минус. Придется полагаться на фото, которые обещал прислать Патрис Дедоль.

Когда процедура опознания завершилась, Ле Гун, зная, скорее всего, что Виктора ждет лейтенант-колонель, завел с тем беседу на крыльце морга и не отпускает его уже минут десять. Забыл, видимо, что спешит допросить ключевого свидетеля, имя которого держит в тайне. И не знает, что это мы с Кариром ему этого свидетеля откопали.

Ну, да и бог с ним. Едем, кажется.

11.33. Полицейский участок Капдая.

«O my God». Так сказала одна двадцатилетняя американка, прошлым летом в Марселе, когда ее на прогулочном катере окатило волной. «O my God» сказала она 15 ряд подряд. Волнение тогда было на море. А теперь я сказал.

Сегодня опять дежурит су-лейтенант Жан Дюлон. Но обалдел я не от его вида. Когда мы с Виктором вошли в участок, я увидел, что рядом с Дюлоном стоит темнокожая девушка в полицейской форме. А когда она повернулась, вот тогда я и вспомнил про «O my God». Темная кожа, волосы цвета старой меди во все стороны, и огромные черные глаза – вот что я увидел сначала. И потом. И сейчас еще вижу, хотя она уже ушла. А больше я ничего не запомнил (или не увидел), что, конечно не делает чести наблюдательности полицейского.