Александр Макколл-Смит - «Калахари» - курсы машинописи для мужчин

— Негоже так говорить с детьми, — сказал отец. — Этого бедного мальчишку не убьет молнией. Быть может, он когда-нибудь научится не воровать. Этому его обязан научить отец, но тот все время пьет. — Он сделал паузу. Критиковать учителя было нелегко, особенно в присутствии ребенка, но слова сами рвались наружу: — Господь скорее поразит директора, чем мальчика.

Мма Рамотсве не вспоминала об этом случае годами и теперь, глядя на Мотолели, она старалась понять причину ее горя. Школьные годы называют счастливыми, но это не всегда так. Часто школа похожа на тюрьму: ты боишься учителей, других детей и никому не можешь рассказать о своих несчастьях, потому что думаешь, что тебя не поймут. Сейчас, возможно, вещи изменились к лучшему, кое в чем — наверняка. Теперь учителям запрещено бить детей, хотя, размышляла мма Рамотсве, есть мальчики — и особенно юноши, — которым бы не повредило небольшое физическое воздействие. К примеру, их ученикам. Что если бы мистер Дж. Л. Б. Матекони прибегнул к телесным наказаниям? Разумеется, ничего серьезного, просто иногда давал бы им пинка под зад, когда они наклоняются, чтобы поменять покрышку. Мма Рамотсве улыбнулась. Она и сама не отказалась бы проделать этот трюк с учеником, который был по-прежнему зациклен на девушках. Хорошо бы дать ему ногой по толстой заднице, когда он меньше всего этого ожидает, и сказать: «Вот тебе, получай!» Только и всего, но этот удар она нанесла бы от имени всех женщин.

Но эти несерьезные мысли не помогают решить стоявшую перед ней проблему: узнать, что тревожит Мотолели, почему она чувствует себя несчастной.

Мма Рамотсве убрала со стола покупки и поставила чайник на огонь, чтобы заварить чай редбуш. Потом опустилась на стул.

— Ты сегодня грустная, — сказала она. — Что-нибудь случилось в школе?

Мотолели покачала головой.

— Нет, я не грустная.

— Неправда, — возразила мма Рамотсве. — Обычно ты выглядишь счастливой. Ты очень жизнерадостная девочка. А теперь ты чуть не плачешь. Чтобы это заметить, не надо быть детективом.

Девочка опустила глаза.

— У меня нет матери, — тихо сказала она. — Я девочка без матери.

У мма Рамотсве от сочувствия перехватило горло. Вот оно что! Мотолели тоскует по матери точно так же, как она, Прешас Рамотсве, тосковала по своей матери, которую никогда не видела, а потом и по отцу, по своему доброму, справедливому отцу Обэду Рамотсве, которым она гордилась. Мма Рамотсве встала, подошла к Мотолели и обняла ее.

— Конечно, у тебя есть мама, Мотолели, — шепнула она. — Твоя мама там, на небесах, она смотрит на тебя каждый день. И вот что она думает: «Я горжусь этой прекрасной девочкой, своей дочкой. Горжусь тем, как упорно она трудится и заботится о младшем брате». Вот что она думает.

Она почувствовала, как плечо девочки дрогнуло под ее рукой, и ощутила на коже ее теплые слезы.

— Не надо плакать, — сказала она. — Ты не должна страдать. Твоя мать не хочет, чтобы ты страдала, верно?

— Ей все равно. Все равно, что со мной будет.

Мма Рамотсве затаила дыхание.

— Ты не должна так говорить. Это неправда. Неправда. Ей не все равно.

— Но девочка из класса мне сказала, что у меня нет матери, потому что мать меня бросила. Вот что она сказала.

— Какая девочка? — сердито спросила мма Рамотсве. — Кто она такая, чтобы врать тебе?

— С этой девочкой все хотят дружить. Она богатая. И все верят тому, что она говорит.

— Как ее зовут? — спросила мма Рамотсве. — Как зовут эту богатую девочку?

Мотолели назвала имя, и мма Рамотсве сразу все поняла. Немного помолчав, она вытерла слезы со щек Мотолели и сказала:

— Мы поговорим об этом позже. А теперь запомни: все, что говорит эта девочка — все до последнего слова, — ложь. Неважно, кто она такая. Совершенно неважно. Ты потеряла мать, потому что она была больна. Она была хорошей женщиной, я знаю. Я спрашивала о ней у мма Потокване, и та сказала, что твоя мать была сильной и доброй женщиной. Запомни это. Запомни и гордись своей матерью. Ты поняла, что я сказала?

Девочка, подняв глаза, кивнула.

— И еще ты должна запомнить, — продолжала мма Рамотсве, — запомнить на всю свою жизнь: сэр Серетсе Кхама сказал, что в Ботсване все равны, абсолютно все. В том числе и ты. Пускай ты сирота, но ты не хуже других. Никто не может посмотреть на тебя и сказать: «Я лучше тебя». Поняла?

Мма Рамотсве дождалась, пока девочка кивнет, и встала с места.

— А сейчас, — сказала она, — мы приготовим замечательную тыкву, и когда мистер Дж. Л. Б. Матекони придет вечером на ужин, у нас будет вкусная еда. Ты довольна?