Мария Семенова - Преступление без срока давности

— Спасибо, тетя Фира, вкус бесподобный. — Так и не дослушав крика фермерской души, Снегирев вымыл посуду и повел Рекса на прогулку, причем тот ковылял уже своим ходом, трогательно изогнув полукренделем длинный пушистый хвост.

На улице сразу стало ясно, что организм барбоса функционирует нормально. По возвращении домой сложностей с кормлением тоже не возникло, и, наевшись от пуза питательной, удивительно вкусной болтушки из «Педигри Пала», рыбьего жира и овсянки, Рекс растянулся на подстилке отдохнуть. Снегирев также отдался процессу пищеварения, правда, в положении несколько ином — с книжкой в руках. Жаль, что непрочитанных листов осталось совсем немного…

…Конец его судьбы трехсот переменит, И месяцев двадцать пылает костер. Низложен король, но король не изменник, С обмана начнется кровавый террор.

Мишель де Нотрдам

Над Царским Селом висели низкие, без единого просвета, тучи и проливались мелкой, не прекращающейся целый день моросью. По водостокам Александровского дворца сочились жалкие ручейки, в опустившихся сумерках мокрые ели казались угольно-черными. Куривший у окна человек выпустил табачный дым сквозь густые, несколько рыжеватые усы: «Господи, что за тоска!»

Этим было сказано все. Не много веселого случалось в его жизни, даром что был он помазанником Божиим, самодержцем и императором всея Руси. Сквозь прочерченное каплями стекло было видно, как насквозь промокший филер до ушей натягивает котелок и прикрывает от дождя лицо — глупое, веснушчатое, с широким ерническим носом. Выпить, видать, не дурак, да и по женской части… Сразу вспомнив о красавицах дочерях, царь нахмурился: да, девки, девки. Единого наследника дал Бог, да только на радость ли? Царевич ведь тяжело болен, гемофилия у него; если бы не старец, святой

Григорий, верно, был бы уже на небесах.

Перед царскими глазами вдруг возникло лицо сына — белое как бумага, вымазанное кровью, с распяленным в беззвучном крике ртом, и он замотал головой, отгоняя привидевшееся. Случилось это в двенадцатом году, на охоте, в польском местечке Спало. Царевич тогда, споткнувшись, упал, и началось сильнейшее носовое кровотечение. Из Петербурга примчались доктора, только без толку — силы семилетнего ребенка стремительно таяли. И тогда, отчаявшись, царица Александра Федоровна послала телеграмму Распутину в далекую сибирскую деревню. Святой старец отозвался со всей поспешностью российской почты: «Не убивайтесь, маленький не умрет, пусть доктора его не мучат». И воистину, через день кровотечение прекратилось.

Дворцовый парк между тем объяла темнота, но включать электричество не хотелось — больно хорошо было курить у окна и не видеть опостылевшего за долгие годы великолепия. Крепкий асмоловский табачок вызывал в душе покой, в голове яснело, однако давнее сомнение из сердца не шло. Предки его царствовали по-всякому: рубили головы и сажали на кол, наливаясь спесью, резали языки и снимали заживо кожу, утопали в разврате, с ума сходили от похоти, предавали, изменяли, шли к власти по мертвым телам, — есть о чем вспомнить. Зато, правда, и кончили многие плохо: Петра-то Алексеевича, говорят, свои же отравили, Павла задушили офицерским шарфом, Александру, страдальцу, ноги оторвало бомбой, а Екатерину вроде бы в нужнике снизу укололи копьем — варварство чисто российское. Ладно, об усопших либо хорошо, либо никак… А сам-то он, помазанник Божий, что сделал на своем веку?

Просидел большей частью взаперти с семьей в Александровском дворце. А еще Россию всю распустил, вон сколько повылезало всякой сволочи: студенты, социал-демократы, жиды окопались в Госдуме — Гиршманы, Рабиновичи, Шнеерсоны… Войну японцам проиграл, отдал им Порт-Артур и заставил Георгия Победоносца испытать позор Цусимского побоища. Помазанник Божий!

Да, со Страной восходящего солнца у него давние счеты — царь потер выпуклый шрам чуть повыше правого уха, и память унесла его в далекий девяносто первый год. Он был тогда еще великим князем и, путешествуя по Востоку, прибыл в японский город Оцу, что неподалеку от Киото. На одной из главных улиц нижний полицейский чин внезапно подскочил к его экипажу и ударил сзади мечом по голове. Преступника тут же задержали, рана оказалась пустой, а вот зарубка в памяти осталась на всю жизнь.

Император всероссийский вздохнул и, переменив позу, внезапно почувствовал, что голоден. От природы был он среднего роста, однако сбит крепко, и его мускулистое тело все еще жадно требовало движения и пищи. В самом деле, что плохого в хорошо прожаренной свинине с хреном под водочку?