— Помогите!
Но напрасно — сильным ударом ей разбили лицо и, полубесчувственную, поволокли в джип.
— Ну ты, сука лакшовая, шевели грудями!
В самом деле, откуда может ждать помощи шкура, если, по понятиям, вступиться за нее — в подлость? Натурально, западло.
Широкий вышел наконец из ступора и, запустив мотор, так дал по газам, что «пятерку» понесло, как кусок мыла на мокром полу в бане, — в самом деле, финский бензин был очень хорош.
Тем временем подгоняемый голодом Алексей Алексеевич Снегирев тоже выкатился на Ленинский проспект. Машину он вел на автомате, а где-то в глубине сознания непроизвольно строил некий алгоритм — как сварит макароны в чуть подсоленной воде, затем промоет их, непременно кипятком, и, заправив маслом, смешает с тем, чему название придумать невозможно, — с амброзией из соуса «кубанского», сметаны, перца и чеснока. Внезапно полет его гастрономических фантазий был прерван увиденным, и нога непроизвольно потянулась к педали тормоза.
Собственно, ситуация была самая банальная — бандитствующая шелупонь решала половой вопрос, однако молодые люди, бьющие по лицу женщину, пусть даже продажную, явно заслуживали самого пристального внимания.
Мигнув поворотником, «мышастая» начала принимать вправо, обиженно загудели «подрезанные» соседи, и, когда Удалось разглядеть потерпевшую в деталях, Снегирев вдруг усмехнулся — вот это подарок судьбы, не всегда удается совместить приятное с полезным. Он стремительно запарковался перед самым джипом и приготовился действовать со всей возможной решительностью.
Однако недаром говаривал китайский полководец Сунь Цзы, что война — это путь обмана, и Скунс первым делом радостно осклабился:
— Едрена вошь, вот это встреча! Сенька, кореш, ты откинулся никак?
Самый амбалистый из любителей халявного спаривания удивленно раскрыл глаза и скривился:
— Буркалы протри, брат. Ты мне троюродный.
Эх, молодость, молодость. Не надо никогда при разговоре с незнакомцем стоять вроде самца гориллы в период брачных игрищ — с гордо поднятой башкой и широко расправленной грудью. Подбородком хорошо бы кадык прикрыть, а ноги лучше согнуть в коленях, чтобы пах убрать куда подальше. От греха…
— На подельника моего ты машешь, корешок, один в один. Вот век воли не видать. — Сплюнув, Скунс чирканул ребром ладони поперек своего горла и тут же всадил указательный палец собеседнику в яремную впадину. — Тот тоже перед смертью был совсем плохой и зеленый…
Амбал в самом деле побледнел как мел и, обхватив ладонями шею, с хрипом уткнулся мордой в снег. Сможет он проглотить слюну в ближайшие тридцать секунд — его счастье, ну а если нет, значит, не судьба. Через мгновение рядом с «Сенькой» залег его соратник, тоже скрючившись, однако руки держа по-другому — в паху. Скунс его избавил от половых проблем кардинально, надо думать, навсегда, и, не теряя времени, устремился к джипу, в салон которого третий молодец пихал едва живую от страха Заболоцкую. Скрипел снег под мужскими ногами, матерный рык заглушал негромкие женские крики, однако внезапно все стихло.
Смачно приложившись затылком о поребрик, бандит рухнул на землю, ошалевшая Людочка молча опустилась на сиденье, а Скунс, глянув по сторонам, поинтересовался:
— Ну как? Их подождешь или, может, я тебя подкину?
Раздумывать Заболоцкая не стала и, с быстротой молнии забившись в «Ниву», уткнулась разбитым лицом в ладони — рыдать.
Испортив в джипе замок зажигания, Скунс тоже забрался в «мышастую», запустил мотор и плавно тронулся с места.
— Поплачь, поплачь, для мочевого пузыря очень полезно. Тебя, красавица, как зовут-то?
— Агнесса, — привычно соврала Заболоцкая и, внимательно осмотрев себя, снова пустила слезу: под глазом наливался огромный лиловый фонарь, разбитый нос распух, а главное, канадская дубленка была испорчена напрочь.
— Хорошее имя, только скучное очень, — улыбнувшись, одобрил Снегирев и представился сам: — Фердинанд. Тебя куда?
Оказалось, ехать было недалеко. Спящая за деньги красавица обреталась в хрущобе на улице имени партизанки Зинули Портновой. Когда «мышастая» остановилась, она подняла покрасневшие глаза на Снегирева:
— Смелых мужиков уважаю. Пошли… Без денег. — И, заметив, что тот не отреагировал, привела решительный аргумент: — Пойдем, водки у меня — залейся.
— Спасибо на добром слове, родная. — Снегирев сделал скорбное лицо и вздохнул: — Понимаешь, Агнесса, не могу я — триппер лечу. Вот одолею заразу — обязательно придумаем чего-нибудь. Ты не против?
Читать дальше