Он ухватил наконец-таки пулю и, помогая себе вращательными движениями кисти, медленно потащил ее из раны.
— Тяжело идет, черт побери, джентльмены, у нас нелегкий хлеб. Док, сигарету мне. — Комочек свинца упал со звоном в хирургический таз, зрители шумно выдохнули, и, криво улыбнувшись, палач глубоко затянулся. — Ну, по-моему, пациенту уже лучше.
Пока он курил, распятый судорожно корчился на носилках, до крови рассекая кожу о проволочные путы. Из его оскаленного рта вырывались беспорядочные хрипы, по телу пробегала волнами дрожь, и аудитория, упиваясь видами адских мук, попритихла — как же, боль голимая, вот она…
— Эй, док, давайте-ка сюда провода. — Окурок полетел в таз следом за пулей, эскулап щелкнул тумблером, а президентский друг начал крепить «крокодильчики» к телу распятого. — Джентльмены, прошу внимания. Обычно я рекомендую работать по следующей схеме — уши, соски, половые органы. Однако сейчас один контакт зафиксируем в ране, вот так. Теперь вот сюда… Да, у этого парня есть что отрезать. Черт бы побрал этого вашего духа огня… Только полноценные жертвы ему, видите ли, подавай! Пережитки, варварство какое-то! Итак, джентльмены, даем ток.
Он слегка крутанул верньер, распятый выгнулся дугой, забился, и в камере раздался стон. Стон жуткой муки, сдерживаемый на грани обморока.
— Как хорошо держится молодчик! — Глянув на часы, палач убрал напряжение, покачал головой и широко улыбнулся: — Ну а если вот так?
По ушам резанул крик, судорожно дернувшись, тело на носилках обмякло, и эскулап выплюнул жвачку из толстогубой пасти.
— Готов, сэр, вырубился.
— Ну и ладно, я не собираюсь опаздывать к ужину. — Окровавленными мотыльками полетели в таз перчатки, скинув фартук, палач избавился от халата и принялся старательно намыливать руки. — Джентльмены, после электрошока не давайте своим подопечным пить, так они продержатся дольше. Кстати, док, — он потянулся к полотенцу и принялся тщательно вытирать каждый палец, — чтобы завтра пациент был в форме. Чтобы никаких там осложнений, нагноений и прочей хренотени. И давайте-ка сюда кассету, за ужином мы с Йоханнесом ее посмотрим. — Он швырнул полотенце в таз, пнул его ногой и требовательно протянул руку с полустершейся татуировкой в виде змеи с головой льва.
— Здравствуй, батя, это я. Нам бы поговорить.
— Объявился, значит, засранец, вспомнил наконец, что родитель у него имеется. Не желаю я с тобой, говнюком, разговаривать. Не о чем.
— Постой, батя, постой, не вешай трубку. О Максиме речь…
— Ты, паразит, все мне врешь, как и про похороны тогда, нет у меня к тебе доверия. Говорил ведь Верке — вытрави плод, послушалась бы — не портил бы ты мне жизнь сейчас, поганое семя.
— Батя, ну не серчай. Давай сегодня поговорим, потом, может, поздно будет.
— А, думаешь, сдохну скоро? Не дождешься, говнюк, я и тебя переживу. Тьфу, пообедать не дал спокойно, как представлю харю твою бесстыжую, блевать тянет. Ладно, только чтобы ты отстал, подваливай сегодня вечером. В квартиру не ломись, все равно не пущу, жди меня на вечернем моционе. Не забыл, где отчий-то дом, засранец?
— Помню, батя, хорошо помню.
— Говнюк ты бессовестный, как только земля тебя носит…
Задушевный разговор по телефону
— Так, говоришь, машина для убийства? — Снегирев посмотрел в окно на задумчиво курившего Тему и, усмехнувшись, перевел взгляд на Кольчугина. — Ну и ладно, хорошо то, что хорошо кончается.
А началось все третьего дня, и, как это обычно у нас бывает, с беспредела. В кольчугинское заведение явились молодые люди в спортивных шароварах «адидас» и пожелали пообедать в кафе — плотно, с водочкой, а главное дело, на халяву, в случае отказа грозя жестоко отомстить. Кормить их, понятно, не стали, а под вечер молодцы вернулись и слово свое сдержали, поломав кое-чего из мебели и побив кое-чего из посуды. Днем следующим они пожаловали снова и начали просто ставить заведение на уши. Однако получилось так, что их самих поставили конкретно в позу прачки.
Ибо как раз в это время к Кольчугину наведался ультраправый россиянин Тема, жаждавший свежих новостей про невесту. Не узнав ничего нового, он загрустил. Прибывшего с ним вместе радикала Мамонта также кинуло в тоску, и, когда в кафе заявились рэкетиры, долго скинхэды раздумывать не стали. Тема после выписки ходил с напоминавшей самурайский посох тростью, кореш его лелеял на груди мотоциклетную цепь с приваренной для основательности гирей, так что вместо кольчугинского интерьера затрещали ребра беспределыциков. Не прошло и пяти минут, как они потерпели сокрушительное фиаско.
Читать дальше