Мария Семенова - Преступление без срока давности

Тугие ригеля подались с трудом, скрипнули петли, и только дверь открылась, как Ведерников зверем кинулся на свою неспетую песню.

Если что в нем и было от медведя, то в первую очередь не нижние конечности, а верхние — с мощными кистями, очень сильные, и он сноровисто сомкнул пальцы на податливой женской шее. Все было кончено за мгновение. Хрустнули сломанные позвонки, Зоечка обмякла, и Ведерников бережно опустил ее на пол — безжизненной накрашенной куклой с высунутым языком и стекающей по ноге струйкой мочи.

Секунду он стоял неподвижно, вслушиваясь в тишину спящего дома, затем прикрыл входную дверь и, криво усмехнувшись, зачем-то потянулся к сумочке покойной. «Ну, стерва грязная». О мертвых или хорошо, или никак, однако ж Андрей Петрович не мог сдержать свой праведный гнев. В девичьем ридикюле он обнаружил одинокую стобаксовую, початый блок презервативов и снятые по случаю жары черные чулки в крупную сетку — стандартный набор сдающей свои прелести напрокат бледи.

«Господи, ну что я за урод такой! — Он вдруг оскалился и с ненавистью посмотрел на покойницу: — Развели как лоха, держали за фраера ушастого, а под конец хотели еще и обуть на тридцатку. И все это из-за пятнадцатисантиметровой вонючей, покрытой слизью трубки».

Он почувствовал спокойную злость, как во время драки, и принялся стаскивать одежды с убитой. Не торопясь разделся сам и, с легкостью подхватив еще теплое тело на вытянутые руки, понес его в ванную. Затем вернулся, чтобы взять захваченный с собой двенадцатидюймовый «нож для выживания», пальцем проверил остроту лезвия и внезапно ощутил, как его распирает чувство уважения к собственной персоне: только что он замочил своими руками телку, а в нем даже не шевельнулось ничего, это ли не верх самообладания, апофеоз мужественности и решительности.

«Живых врагов у нас не будет». Крепко придерживая труп за голову, Ведерников всадил лезвие в горло и, не обращая внимания на кровь, сноровисто перерезал шею. Открыл теплую воду и, глядя, как рубиновые струи винтом исчезают в стоке, неторопливо вскрыл покойнице грудную клетку, уж больно клинок был хорош, острый, с легко берущей кость пилой.

Работа спорилась — скоро легкие с сердцем лежали в раковине, кровь уже практически стекла, но, когда он приступил к потрошению брюшной полости, начались некоторые сложности. Кажется, велика ли была покойница, а сколько в ней оказалось требухи — вонючих кишок, полных непереваренной пищи и дерьма! «Нажралась как свинья. — Ведерников ради интереса вскрыл желудок убитой и, криво усмехнувшись, принялся грузить внутренности в полиэтиленовый пакет. — Только впрок ей явно не пошло».

Передохнул, покурил «Беломора» и с новыми силами взялся за нож.

И все же процесс членения растянулся аж на полночи — особенно Андрей Петрович намучился с костями таза и берцовыми, но человек — венец мироздания, и где-то к четырем часам гражданка Лохматовская была по частям упакована в полиэтиленовую тару. «Ну вот и все, как говаривал Штирлиц». Одевшись, Ведерников за два захода погрузил женскую плоть в машину, вымыл в квартире пол, затер пальчики и не забыл на прощание про сумочку со ста баксами. «Это мне, родная, на организацию твоих похорон, — решил он. — Гуд бай, май лав, гуд бай».

С «беломориной» в зубах он запер входную дверь и, усевшись в «ситроен», взял курс на Горелово, где у него имелась небольшая животноводческая ферма. Кто это сказал, что свиньи едят один только комбикорм? Ошибочка — хрюшки-то, они всеядные. Да и собачки сторожевые тоже весьма уважают свежее мясо. С косточкой.

— Засранец ты хренов, а не Мочегон. — Полковник Зинченко потер стриженный наголо череп и, хлопнув себя по ляжкам, внезапно раскатился, как от щекотки: — Ну это ж надо такое отчихвостить! Восемь, — он глянул в милицейскую справку, — отставить, девять с тяжелыми телесными, госпитализирован также сотрудник МВД, ресторану нанесен значительный урон, — ладно, погорячился, все бывает в жизни. Но удостоверение-то зачем терять?

Внешне Зинченко напоминал хорька — маленького, верткого и очень кусачего. Причем побывавшего в капкане — половина его левой ступни осталась в кампучийских джунглях.

— Да оно, товарищ полковник, само похерилось. — Ша-лаевский выбрал тактику «повинную голову меч не сечет» и изобразил горечь невосполнимой утраты, смешанную с искренним раскаянием. — Так получилось, нечаянно.