Марина Серова - Одна из нас лишняя

— Это Лапоть, — констатировала я.

Его товарищ был не ниже метра восьмидесяти, стройный загорелый шатен с длинными волнистыми волосами и смазливой физиономией бисексуала. Я знала, что его кличка — Сэм.

Байкерскую амуницию Сэма, не считая серег, цепей и браслетов, составлял рыжий замшевый жилет на голое тело, светло-кофейные джинсы и коричневые «мексиканцы».

— Давай сюда, — махнул им рукой Поручик.

Усевшись за наш столик, который явно переставал быть «нашим», вновь вошедшие накинулись на пиво.

В кафе теперь во всю мощь ударных тарахтел тяжелый рок. Душераздирающий фальцет, казалось, соревновался с пронзительным воем электрогитары.

— Вот это дело, — причмокнул Поручик.

— А по мне лучше «Гансов» ничего нет, клево режут! — поделился своими музыкальными пристрастиями Сэм.

— А ты от чего тащишься, вундер? — обратился Поручик к Никите. — Небось от этого Питера-лидера?

— Ты Габриэла имеешь в виду? — полюбопытствовал Лапоть.

— Ага, анахорета этого гребаного… — ухмыльнулся Поручик.

— От Питера, только не Габриэла, а Хеммила, — с достоинством ответил Никита.

— Чего-чего? — Поручик приоткрыл рот.

— Отверженного интеллектуала, певца и композитора-экспериментатора, — глядя в черные глаза Поручика, спокойно пояснила я.

Несколько дней мы только и делали с Никитой, что промывали косточки этому самому Хеммилу.

— Он вначале группу организовал «Ван дер грааф дженерейтер», — благодарно посмотрев на меня, подхватил Никита, — прогрессивный рок исполняла. А теперь Хеммил сидит в своей студии «Софа саунд студио» и что ни день — экспериментирует.

На губах Никиты заиграла хитрая улыбочка.

— Не гни из себя невесть что, — предупредил Поручик, со значением переводя взгляд с наших с Никитой лиц на озадаченную физиономию Лаптя, — ты мне лучше скажи, какого хрена ты опять к Нике клеишь?

В голосе Поручика проклюнулась угроза.

— Ты че, рехнулся?! — Никита удивленно округлил глаза. — Кто тебе эту лажу…

— Она и сказала, — не дал Никите договорить возмущенный Поручик, — или ты не с ней вчера вечером катался?

— Я-а? — Никита привстал.

— Такой тачки, как у тебя, во всем Тарасове больше нет, — продолжал настаивать Поручик.

Вчера, действительно, весь вечер я промаялась дома, перед телевизором. Юрий Анатольевич отпустил меня, заверив, что Никита будет сидеть дома. Он обещал связаться со мной по сотовому, если вдруг срочно понадобится мое присутствие. Что же это, неужели Поручик говорит правду? Неужели, плюнув на личную безопасность, вверенный моим заботам недоросль катался с Никой на своем «Зефире»?

Я отдавала отчет в том, что Никита обладал несомненным артистическим талантом и соврать ему не составит особого труда. А я-то, наивная, думала, что установила с ним доверительные отношения! К тому же положение «девушки» Никиты требовало принять срочные меры для восстановления своего пошатнувшегося достоинства. Я решила тоже поиграть…

— Это правда?! — теперь уже я вытаращила глаза.

Никита непонимающе посмотрел на меня.

— Что ты молчишь? — Я встала из-за стола, меча глазами убийственные молнии.

Вся компания с интересом воззрилась на меня.

— Ну, че ты? В рот воды, что ли, набрал? — поддержал меня в моем ревнивом негодовании Поручик. — Ты не смотри, — обратился он ко мне, — что он у нас на ангелочка похож, только крылышек не хватает, с ним ухо востро держать надо! Чуть отвернулся — бац! — он тебе уже подножку подставил.

— Не пойму я тебя, Кит, ты че, пакостить — по кайфу, что ли? — спросил Лапоть, поднимая свои по-детски ясные глаза на Никиту.

Видя, что Кит набычился и что Поручик сказал правду, я решила свернуть свое актерство, но мой подопечный меня опередил.

— Да пошли вы все! — Он резко встал из-за стола и быстрым шагом направился к выходу.

Забыв о раненой гордости, я кинулась за ним. На ступеньках я его тормознула.

— Какого черта ты вчера выходил?

— Какого черта тебе от меня нужно?! — Никита смотрел на меня с ненавистью.

— Я же о твоем благе радею! — я продолжала держать его за руку, которую он безуспешно пытался вырвать.

— О бабках ты радеешь! — Презрительно процедил он, как-то горько улыбнувшись.

— Значит, вернемся к началу? Помнишь, какие ты истерики закатывал? Я думала, ты мужик, а ты…

В глазах Никиты я увидела слезы бессилия и злобы.

— Оставь меня в покое, что хочу, то и делаю!

И не забывай, кто ты!

— Ах, вот мы какие, с гонором! — почти ласково сказала я. Мой мягкий голос в данных обстоятельствах, очевидно, прозвучал как-то издевательски, потому что Никита как сумасшедший забился в моих объятиях, пытаясь освободиться от моих рук. — Ну! — Я с силой тряхнула его, а потом прижала к стене. — Брось истериковать! Нравится тебе Вероника — так и скажи, чего комедию ломать?