Андрей Анисимов: Проценты кровью

– Хорошо, что не пристрелили, – ответил Ерожин, стараясь не морщиться от боли. Рана ныла, и забинтованная мышца противно подергивалась.

– Я ничего не выдумала. Он сам сказал: «Я следователь Ерожин», – оправдывалась Нателла.

– Я уверен, что он так и сказал, – кисло улыбнулся Петр Григорьевич и обратился к Анвару: – Давай как сыщик сыщику. Все, что известно о вашем друге Ходжаеве.

Анвар на мгновение задумался и начал выдавать факты.

Ерожина очень заинтересовало известие о том, при каких обстоятельствах хозяин шашлычной Арно одолжил свой пистолет Ходжаеву. Выслушав внимательно всю историю, Петр Григорьевич взял свой мобильный телефон и позвонил Семякину:

– Всеволод Никанорович, кто опознал Кадкова?

– Его трудно было опознать. Лицо покойника изуродовано. При нем нашли документы. Справку об освобождении, ну все, что может иметь вышедший на свободу осужденный, – ответил начальник управления.

– Я так и подозревал, – сказал Ерожин и, поблагодарив полковника, спросил Нателлу: – Ты могла бы опознать тело друга, если бы не видела лица?

Актриса смутилась и залилась румянцем.

– Ничего стыдного в отношениях между мужчиной и женщиной нет, – со знанием дела успокоил Ерожин примадонну.

– Можно я скажу это только вам, – попросила Проскурина.

– Давай. Надеюсь, господа нас поймут, – согласился Петр.

Нателла подошла к полковнику и шепнула ему что-то на ухо.

– Это естественно. Ведь Ходжаев мусульманин, – удивился Ерожин смущению актрисы.

Анвар с Анчиком понимающе переглянулись. Ерожин попросил листок бумаги и начал что-то записывать. Затем снова повернулся к Проскуриной:

– Прости, мне понятно, что вспоминать встречу с «Ерожиным» тебе не радостно, но может, и у него ты заметила особые приметы? Этим ты бы очень помогла делу.

Нателла задумалась. По лицу актрисы Ерожин видел, что она восстанавливает в памяти эпизод встречи.

– Надо бы посмотреть ее на сцене, – решил подполковник. Уж больно точно Нателла передавала гамму чувств.

– У него спина в шрамах, – наконец вспомнила Проскурина.

Ерожин поблагодарил и снова что-то записал на листке. Потом оглядел присутствующих и сказал:

– Я найду вашего товарища, скорее всего, найду то, что от него осталось. Но я частный сыщик, и мои услуги платные.

– Назови цену, – спокойно попросил банкир.

– Какую сумму вы ссудили Ходжаеву перед его исчезновением, – поинтересовался Ерожин.

– Пятьдесят штук зеленых, – мгновенно ответил Анчик.

– Половину валюты я забираю себе. Это в том случае, если доллары найду и двадцать пять тысяч рублей на расходы сейчас, – оценил свою работу Ерожин.

Банкир задумался, поговорил с Анваром по-грузински и направился к сейфу.

– Расписка мне не нужна, – сказал Анчик, отсчитывая Ерожину деньги. – Вот ваши рубли, баксы, как договорились.

Ерожин встал, пожал мужчинам руки, а Нателлу предупредил, что она может в ближайшее время понадобится для опознания тела Ходжаева. Проскурина кивнула и полезла в сумочку за платком. В ее красивых голубых глазах появились настоящие слезы. Плакать на зрителя примадонне предстояло вечером. Сегодня она опять играла свой любимый спектакль – историю невинной проститутки.

От банка Ерожин за пятнадцать минут добрался пешком до управления. В другое время он бы дошагал и за пять, но нога болела, наступать на нее становилось все больнее. Поднявшись в кабинет Сиротина, Петр первым делом отзвонил в больницу. Ларисе сделали операцию, и она уже пришла в сознание. Рана, к счастью, оказалась для жизни не опасной. Затем он по внутреннему позвонил в лабораторию. Суворов во всю корпел над собранным у Куропаткиной материалом, и просил часа два его не трогать. Таня трудилась с шефом. Она взяла трубку и сообщила Петру, что его жена гуляет с Глебом по городу и они придут в управление вместе. Подняться к Ерожину Назарова под предлогом работы отказалась.

Подполковник уселся в сиротинское кресло и, достав из кармана газету Кадкова, принялся ее изучать. Газетка была интересная. Бесплатное питерское рекламное издание знакомило граждан с рынком недвижимости. Петр Григорьевич осмотрел все четыре страницы и заметил на полях одной из них странную запись: «Средний 21-124». Запись была сделана карандашом, и смысл ее Петру не открывался. Если речь шла об оружии, то двадцать первый калибр мог принадлежать лишь охотничьему ружью. Но приписка «Средний» и добавка «21–24» становилась бессмыслицей. Для телефона цифр было маловато, а слово «средний» вообще к телефонным номерам иметь отношение не могло. Только адрес кое-как с натяжкой расшифровывал странный текст. Но в этом случае «Средний» требовал добавки. Например, Средний переулок. В Новгороде раньше такого не было, но за годы отсутствия Петра Григорьевича тут столько всего переименовали, что надо было обращаться к специалисту. Размышления Ерожина прервал звонок внутреннего телефона. Семякин просил зайти к нему в кабинет.