Александр Аде - Лето любви и смерти

– Так ведь и Мика?..

– Славно, что ты его вспомнила. По твоей наводке я отыскал адрес этого веселого цветовода. Похоже, свалил Мика из города, фатеру продал и – ищи ветра в поле. И сам струсил, и тебя предупредил, чтобы держалась от меня и Нинки подальше. Похоже, бегут крысы с тонущего корабля. Но где он, этот «Титаник»?..

Из вышеизложенного явствует, что – вполне возможно – Владик вообще невинная жертва: убивали Ксюшу, а его – за компанию. Если бы не угрозы Нинке, абсолютно бессмысленные и не кончившиеся ничем, я бы решил, что мы имеем капитальную драчку двух кланов. Недаром такая паника, аж пыль столбом. Причем, одна из группировок, похоже, «заборские». Но проклятый звонок путает все карты. С кем должна была делиться Нинка, и почему они до сих пор не явились за своей долей?..

Королек завершает отчет словами: «Загадка, черт подери». И, пробурчав под нос нечто грустно-невразумительное, трогает с места.

Белка просыпается потная, с противным ощущением перегара во рту. Вчера она слишком много выпила диковинной иностранной водки, поначалу вкусной, нежно и терпко отдававшей лимоном, а под конец тяжело затуманившей сознание. Утреннее солнце ломится в распахнутые настежь окна. Воздух, настоянный на ночном дожде, гуляет по комнате, мучительно, точно озонным насосом, высасывая сердце.

Белка лениво дрыгает дебелой ногой, пытаясь сбросить мятую грязную простыню. Та не сбрасывается. Тогда Белка принимается яростно молотить ногами, пока простыня не валится на пол. Потом встает и босиком плетется в ванную, глухо постанывая от раскалывающей голову боли. Из зеркала на нее смотрит чуть загорелая распухшая физиономия с крошечными заплывшими глазками. «Ну и морда», – думает она презрительно-любовно. Сбрызгивает лицо теплой водой и закуривает. Становится немного легче. Исчезает противный перегар, вытесненный кружащим голову запахом табака.

Топая толстыми широкими ступнями с короткими жирными пальцами, Белка возвращается в захламленную комнату.

Длинная худущая Стрелка лежит на кровати в чем мать родила. Рядом с ней, запрокинув смуглое лицо и полуоткрыв рот, похрапывает обнаженный парень. Белка внимательно разглядывает его, жадно затягиваясь и выпуская сквозь расширенные ноздри струи дыма. «А он ничего, симпатичный».

Вчера вечером она, как обычно, оттягивалась со Стрелкой в «Катавасии», лучшей дискотеке города, где крутились искрящиеся мельницы, громыхала музыка и дико орал диджей. Она скакала, как бешеная, растворяясь в грохоте и мельтешении тьмы и огней, словно сахар в кипятке. Переплясать она может кого угодно. Здесь, в огромном городе, одни дохляки, а у нее, приехавшей из крохотного поселка за счастьем, недюжинное здоровье. Ни бессонные ночи, ни алкоголь не в силах сокрушить ее прочное тело.

Одна беда: в сумасшедшей дискотечной круговерти пацаны так и липнут к нескладной сутуловатой Стрелке, а ею, Белкой, пренебрегают, уж слишком непривлекательна – кряжистая, толстоносая, типичная деревенская девка. Она не расстраивается: ее время еще наступит.

Обитают подружки на последнем этаже шестнадцатиэтажки. Их двухкомнатная квартирка – своеобразное отступное. Мать Стрелки, хозяйка обувного магазина, живет с молодым парнем и, приобретя взрослой дочери жилье, избавилась от нее как от потенциальной соперницы. Каждый месяц мать перечисляет на счет Стрелки десять тысяч рублей. На эти деньги девчонки покупают еду, шмотки и таскаются по дискотекам. Белка и Стрелка как будто учатся в торговом техникуме, но вряд ли вспомнят, когда в последний раз переступали его порог.

Белку так и подмывает выйти на лоджию: вот уж где сейчас красота, но и она, и ее подруга боятся высоты и на лоджии появляются только в пьяном виде – веселятся, хохочут и плюют вниз, на прохожих, малюсеньких, как червячки…

Наконец Стрелка продирает глаза, истомно потягивается и с некоторым сомнением глядит на нового любовника, должно быть, припоминая, кто он и откуда взялся. Потом осторожно перелезает через него и как была нагишом отправляется в туалет. Возвращается. Позевывая, накидывает на обнаженное тело шелковый пурпурный халатик и хрипловатым, слегка гнусавым голосом говорит Белке:

– Айда на кухню.

На кухне, неприбранной, заваленной грязной посудой, они заваривают крепчайший кофе; покуривая, прихлебывают обжигающий напиток.

– А ты здорово с ним трахалась, – восхищается Белка. – Как кони койку трясли. Поглядела я на него голого. Круто. Такой может…