Алекс Норк - Ноль часов по московскому времени. Новелла III

Сразу соглашусь, сделанные характеристики крайне поверхностны.

Но всё же они несут в себе главное: масштаб личностей правителей 19-го начала 20-го века был ничтожно мал сравнительно с задачами развития России, объективно — по историческому возрасту и, соответственно, опыту — сильно отстававшей от Европы и переехавшей ее части в Америку.

Двадцатый век не изменил уходящую вниз траекторию, он даже придал отрицательной динамике ускорение. О русофобе, кровавом палаче Ленине (масштаб — да! но с отвратительным качеством) было достаточно сказано в предыдущих новеллах, о десятках миллионов замученных Сталиным не знают только дети и знать не хотят, к сожалению многие, мозги которых позволяют сочетать этот факт с утверждением «при нем был порядок». Тут снова синдром генетического раба: раб, не пострадавший в очередной мясорубке, очень радуется и в той или иной мере объясняет это добротою к себе хозяина, а кроме того любой человек не любит тревоги совести — так стало быть: чем-то сами они виноваты, те, попавшие в мясорубку. Но это психология рабов субпассионарных, не мнящих себе другого счастья, кроме увертывания от невзгод. Однако мы помним, что существуют и пассионарные — целенаправленные на статус «привилегированный раб». Их активизация находится в прямой связи с тотальностью, жесткостью диктатуры: чем выше этот градус, тем подвижнее становятся негодяи, скрывающиеся при более либеральных обстоятельствах под маской «я как и все». И в ретроспекции нетрудно обнаружить: при Александре I пассионарной мрази было немного; при Николае I гораздо больше; при Александре II совсем немного и более-менее — при Александре III; при Николае II снова много; при Ленине — уже изобилие; при Сталине — переизбыток, требовавший регулярных сокращений методом внутренних чисток. При следующих генсеках — изрядно, но в строгом соответствии с «температурой»; и вот деталь: при раннем Хрущеве (оттепель) привилегированные рабы затихли и поубавились, но стоило тому через несколько лет, охамев от всевластия, начать третировать неконформистскую интеллигенцию, — повылезали из всех щелей и устремились к престолу, организуясь в погромные сотни; они же, после внутрипартийного антихрущевского заговора, через месяц-два говорили: «Дурак! Хорошо, что, наконец, от него избавились».

Однако самой страшной мобилизацией пассионарных рабов была, конечно, мобилизация ленинско-сталинская.

Вот тут появляется еще одна историческая фигура — Троцкий (Лев Давидович Бронштейн, 1879–1940).

Родился в Херсонской губернии в состоятельной семье, два родных языка — русский, украинский; переводил в молодости басни Крылова на украинский язык. Учился в реальном училище «на отлично» по всем предметам; художественно одарен (прежде всего, литературно); крайне подвижный ум, быстро схватывающий смыслы и их детали; прекрасная память, позволявшая в короткие сроки выучивать европейские языки. О его революционном пути легко прочитать в Интернете, но следует обратить внимание: популярность Троцкого в рабочей и крестьянской среде до 1925 года не уступала ленинской, в государственных учреждениях разных уровней обязательно висели портреты обоих вождей. Однако с 1923 г. в противовес ему формируется триумвират Зиновьев-Каменев-Сталин с ведущей ролью Зиновьева; Сталин в тройке изображает из себя аутсайдера, находясь на партийной должности Генерального секретаря, которая в те годы считалась только технической и заключалась в кадровой и организационной партийной работе. Зиновьев полагает себя прямым наследником Ленина и ненавидит Троцкого как конкурента, а Сталина не берет в серьезный расчет, полагая его тем, кем тот сам себя выставляет (добрый малый, внимательный ко всем и немного наивный). Зиновьев с 1903 г. находился рядом с Лениным, занимал второе место по голосам на всяких партконференциях и прочих партийных выборах, что сформировало в нем убеждение в своей совершенной неуязвимости, к тому же — он официальный руководитель Коминтерна, то есть лидер мирового коммунистического движения. Зиновьеву с Каменевым даже в голову не приходит, что Сталин — какая-то грузинская деревенщина — способен возглавить партийные массы, тем более что сохранилась еще большая группа большевиков «первой волны», среди которых у Сталина нет никакого авторитета. В сходной психологической с Зиновьевым позиции до 1925-го года находился и Троцкий, имевший огромный авторитет, в том числе в Армии — от верхнего командирского уровня до рядового состава. Сталин, оттирая Троцкого руками Зиновьева-Каменева, крайне любезен с ним, расправу он откладывает на «после того», как обнулит этих двух, что произойдет очень скоро — на XIV съезде партии в конце декабря 1925 года.