Наталья Александрова - Таинственный сапфир апостола Петра

Тот буркнул что-то мрачно, он Толика не любил, к Агнии, напротив, относился неплохо. Толик отстегнул чемоданчик и застегнул браслет у нее на запястье.

— Ну, езжайте! Я как только, так сразу…

И посмотрел — серьезно так, и еще что-то было во взгляде. Агния хотела приглядеться, но он уже отвернулся.

— Подожди! — крикнула она вслед, но Толик уже скрылся в здании аэропорта.

— Поехали уж, — ворчливо сказал Василий Степаныч, — не наговорились в самолете-то…

Агния ничего не ответила, знала, что Василий Степаныч человек немногословный, пустой болтовни не любит. Однако сегодня он был настроен на разговор.

— Вот так вот, — сказал он с тяжким вздохом, — был человек — и нету. Еще немного — и позабудут, что он и на свете жил.

— Что там творится? — осторожно спросила Агния.

— Ну что… Этот Лисовский пока что всем командует.

Лисовский был главный юридический советник, а также личный адвокат, и в делах фирмы тоже не последний человек. Господин Боровой ему доверял и ценил за умение выпутаться из любой ситуации с наименьшими потерями, а то и с выигрышем.

— Алина на фирму зачастила, — продолжал Василий Степаныч, — вступает, так сказать, в наследство с его помощью, деловой женщиной представляется.

Тут он хмыкнул, не удержавшись. Агния тоже закусила губы. Алина была женой, теперь уже вдовой Антона Борового. И никак Агнии было не представить Алину деловой женщиной. Этакая гламурная синтетическая блондинка, картинка из дамского глянцевого журнала, все в наличии: круглые голубые глаза, пышные волосы, пухлые розовые губы, бюст, кажется, натуральный, Толик как-то трепался, якобы сам слышал, как она похвалялась.

Все, в общем, есть, только мозгов ни капли. В антиквариате разбирается, как свинья в апельсинах, как собирается дела вести…

— И что Лисовский? — спросила она.

— Да ничего. Очень он своей фамилии соответствует, уж так перед Алиной хвостом метет… А на фирме порядка нету. Так уж всегда бывает: кот из дому — мыши в пляс. И вроде времени-то прошло всего ничего, а бардак уже крепчает. Вот, сегодня чужую машину дали. На хозяйской-то вдова теперь разъезжает. Для солидности, что ли… Тьфу!

Тут Василий Степанович спохватился, что зря болтает лишнее. Теперь предстоят трудные времена. Его-то, может, и не уволят, поскольку человек маленький, при машине состоит, работа нужная, но если Агния шепнет кое-кому, то вполне могут и выгнать. Нынче доверять никому нельзя. И он замолчал.

Агния была рада этому, откинулась на мягком сиденье и прикрыла глаза. Да, с Лисовским нужно быть настороже, этот своего не упустит. А что, обольстит новоиспеченную вдову, влезет к ней в доверие, будет от ее имени состоянием управлять, а денежки-то немалые… Ее-то Алина точно попросит со временем, она и раньше на Агнию косилась весьма неодобрительно, не нравилось ей, что возле ее мужа молодая да красивая сотрудница постоянно находится. И хотела бы от нее избавиться, да господин Боровой крут был, с ним не поспоришь. Дело для него прежде всего было, а уж работать-то Агния умеет. Разбирается в своем деле, спасибо деду, многому он ее научил.

Снова, как только вспомнила она про деда, привычно заныло сердце. Уж два года прошло с того ужасного дня, да что там — почти три. Как время-то летит, господи…

А эти воспоминания ужасные свежи, как будто вчера все случилось. Как будто вчера вызвала ее с работы соседка — приезжай, дескать, что-то у вас случилось, одна дверь открыта. У деда было две двери, одна стальная, с дорогущими немецкими замками, вторая — деревянная, но такой толщины, что и гранатометом ее не возьмешь. Это дед так шутил. Не понадобился гранатомет, вскрыли дверь.

Агния прижала руку к груди, потому что внезапно стало нечем дышать. Так всегда у нее с тех пор, как на негнущихся ногах вошла она в квартиру и увидела деда лежащим на ковре, который почему-то был не зеленый, а красно-коричневый.

От крови, как поняла она потом.

Деда ударили по голове бронзовым основанием лампы. Лампа была очень тяжелой. Основание представляло собой бронзовую раковину и трех бронзовых же граций, которые держали в поднятых руках круглый сосуд, а из него уже выходил штырь, на который крепилась лампа. Абажур валялся рядом. Агнии лампа никогда не нравилась, ей казалось, что у граций очень неприятное, заносчивое выражение на лицах, с детства сложилось такое впечатление.

И вдруг перед ее глазами встала вторая картина, недавняя.

Боровой, лежащий на окровавленном ковре в такой же позе, как дед…