Андрей Константинов - Адвокат. Судья. Вор (сборник)

– С чего ты, баб Дусь, решила, что пересеклись?

Старуха усмехнулась:

– Ну я хоть бабка и пьющая, но из ума пока еще не вышла – вчера Семен в прокуратуру заявился, а сегодня ты приходишь и разговор о нем невзначай заводишь…

– Постой, постой, баб Дусь, в какую прокуратуру…

– Да в нашу, в какую еще… А что ты так удивляешься? Сейчас многие растратчики да фарцовщики солидными бизнесменами стали, а Семен-то рангом повыше был… Так что с полным правом нанес, можно сказать, официальный визит нашему руководству… Я как его увидела – чуть ведро не выронила. Раздобрел он, постарел, но узнать можно. Это меня вот уже никто не узнает. И он не узнал. Важный такой стал, солидный. Хотя он и раньше себя подать умел… Наверное, явился серьезные вопросы о «безвозмездной» помощи правоохранительным органам решать. И депутат этот, Троцкий, при нем суетится, шмыгает, как церковный староста проворовавшийся… У Прохоренко в кабинете заперлись, потом к ним еще из ГУВД генерал Хомяков подъехал…

– Погоди, баб Дусь, какой депутат Троцкий? – затряс непонимающе головой Челищев.

– Ну этот, как его… Глазанов. Вылитый Троцкий – бородку свою козлиную все время щиплет и пенсне протирает…

– Глазанов?!

Видимо, Евдокия Андреевна услышала в возгласе Челищева не удивление, а недоверие, потому что, обиженно поджав губы, встала, отошла в угол комнаты и начала, что-то бормоча, рыться в груде сложенных прямо на полу книг и каких-то папок.

Челищев между тем, судорожно затягиваясь сигаретой, сращивал в мозгу концы с концами: «Ну конечно… Гаспарян говорил про „доверенное лицо“… Это и есть господин депутат… Интересно, почему они его так подставляют… Хотя постой, почему подставляют? Он же депутат, пользуется неприкосновенностью, его в разработку ни менты, ни Комитет взять не могут, ни наружку [43]поставить, ни единицу… [44]Идеальный курьер, и риску никакого… Ай да Антибиотик… Или Глазанов – человек Гаспаряна? Нет, скорее все-таки Виктор Палыч – хозяин… Круто люди работают, круто… Значит, они – „безвозмездную“ помощь, а им – гаишные эскорты до границы с Эстонией? И все законно, чинно, благородно… Все для блага России… и отдельных ее граждан…»

Между тем баба Дуся вернулась к столу, держа в руках пухлую бухгалтерскую книгу в черной клеенчатой обложке.

– Вот, смотри, Сергуня. Я в эту книгу разные интересные факты заношу про наше замечательное руководство. Они-то меня за человека не считают, внимания не обращают, а я домой приду – запишу, что видела… Может, потом когда-нибудь и пригодится кому-нибудь, если хозяин в стране найдется, может, начнут порядок наводить… Грех так говорить, но иногда даже думаешь: «Сталина на вас, сволочей, нет…» Вот смотри, у нас сейчас февраль, последнюю запись я сделала сегодня.

В книге аккуратным почерком были проставлены даты, под ними шли лаконичные записи. Это была своеобразная летопись прокуратуры: кто с кем встречался, кого куда назначали, какие вывешивались приказы, по каким поводам проводились пьянки, кто кого трахал в кабинете… Рядом с фамилиями некоторых посетителей стояли звездочки, а в конце книги на этих людей давались короткие объективки – число, место рождения, адрес, судимости (если были), род занятий…

– Ну ты даешь, баба Дуся… А адреса-то как пробивала?

– Я же тебе уже говорила, Сережа: из ума еще не выжила, помню, как что делается.

Челищев машинально запомнил адрес и телефон Глазанова. Депутат жил в «доме еврейской бедноты» на Финляндском проспекте, за гостиницей «Санкт-Петербург».

– Да, ну и кондуит, – качал головой Сергей, листая книгу. – Почитать такую простому человеку – его кондратий хватит.

Евдокия Андреевна налила себе еще рюмку.

– Ты, Сережа, наверное, думаешь – совсем рехнулась бабка, компроматик непонятно для чего собирает, шпионит… Только я ведь про нормальных людей ничего не пишу – о своих, к слову, художествах ты здесь слова не найдешь… Да и делаю я это так, для себя: на бумагу выплеснешь, и вроде душа меньше болит… Никому эта книжка не понадобится, а про хозяина в стране – это я так, от обиды сказала…

Баба Дуся говорила что-то еще, но Челищев уже не слышал ее – глаза его вдруг стало заволакивать розовым туманом, а выбрасываемый в кровь адреналин грозил разорвать сердце: в записях августа 1992 года, за два дня до даты гибели своих родителей, Сергей нашел упоминание о визите Глазанова к Никодимову – первому заместителю прокурора города Николая Степановича Прохоренко… Сергей сам не мог понять, отчего его так затрясло…