Елена Арсеньева - Личный оборотень королевы

Кто мог на них польститься? Лесные разбойники вряд ли умели читать по-английски. Наверное, бросили их в костер или утопили в болоте! Мне стало остро жаль эти книги, ведь они были друзьями детства моего, все эти «Приключения Перегрина Пикля», «Путешествия Гулливера», «Викфильдский священник», несколько томиков Ричардсона и, само собой, Шекспир, столь любимый моим отцом и мною. Особенно жаль было мне тех пометок, которые делал восхищенный гением Шекспира мой отец на полях этих томиков. На всю жизнь запомнила я, что около реплики Гамлета: «I am but mad north-north-west», «Я безумен только в норд-норд-вест», – отец написал: «Экая загадочная фраза! Она будоражит мое воображение и заставляет волосы шевелиться в некоем священном восторге!»

Увы, книги не вернуть, не вернуть и эти заметки. А для моего воспитанника придется спешно выписывать новые издания…

И тут я спохватилась, что озабочена вовсе не тем, чем следует. Меня ведь еще не приняли на должность гувернантки, хоть неким Божьим произволением, испытав все мыслимые и немыслимые ужасы и приготовившись к смерти, я все же попала в Заярское.

Послышались быстрые шаги. Я едва успела отскочить от шкафов, как дверь открылась и на пороге появился высокий мужчина в бархатном синем домашнем сюртуке, который необыкновенно шел к его синим глазам. Черные волосы, черная бородка, смуглая кожа – и эти яркие синие глаза…

Сердце мое сжалось. В жизни со мной такого не бывало! Я влюбилась в Ивана Сергеевича Чужанина – ах, как же подходила ему эта загадочная фамилия! – с первого взгляда. Думаю, по этой стезе проходила не я одна: в него, должно быть, влюблялись все дамы, которым выпадало счастье встретить уверенный, добродушный и в то же время насмешливый взгляд его синих глаз. Мне кажется, перед ним не устояла бы и сказочная принцесса!

Но я ощущала себя не принцессой, а тем, кем я была: совершенно никчемной, плохо одетой, необразованной дурнушкой. Кроме того, кто я и кто он?! Кажется, я забыла свое место. Да как я вообще могу допускать до себя такие мысли?! Это стыдно!

Я нырнула в глубоком реверансе, потом выпрямилась, но поднять глаза не посмела. Только чувствовала, как пылают мои щеки.

– Неисповедимы пути Господни, не правда ли, Марья Павловна? – раздался звучный, глубокий голос, взволновавший меня до того, что по спине пробежали мурашки. – Удивительно, что вам удалось спастись от этих извергов в образе человеческом! Еще более удивительно, что лесными запутанными тропами вы смогли добраться до Заярского! За вас кто-то молится у престола Господня, не правда ли?

– Думаю, это мои отец с матерью, – пролепетала я. – Их чистые, праведные, любящие души оберегают меня. Клянусь, что на пороге неминуемой смерти я увидела лицо моей матушки. Я растерялась, когда господин Великанов незаметно вытолкнул меня из кареты, не знала, что делать, но вдруг увидела среди деревьев мою матушку, которая манила меня и словно уговаривала спрятаться. Я послушалась ее, побежала, свалилась в какую-то ямину – это меня и спасло.

– Ах, Корней Петрович… – с горечью вымолвил Иван Сергеевич. – Если бы вы только знали, Марья Павловна, какую боль причинила мне весть о его смерти!

Он печально умолк, и я подумала, что Иван Сергеевич – человек редкого благородства. Ведь он лишился огромной суммы денег, которую вез для него Корней Петрович, однако ни словом об этом не упоминает.

– Он пожертвовал жизнью ради меня, – пробормотала я сквозь подступающие слезы.

– Ради бога, расскажите же мне, что там произошло, в лесу, – попросил Иван Сергеевич. – Вы бегло описали случившееся моей сестре, она кое-что передала мне, но я предпочел бы услышать все из первых уст.

Я торопливо пересказала историю нашего знакомства с Корнеем Петровичем, попросив прощения, что решилась ехать в Заярское без согласия хозяина. Господин Чужанин улыбнулся:

– Не волнуйтесь об этом, Марья Павловна. Вы поступили совершенно правильно. Как говорится, кто смел, тот и на коня сел. Жаль только, что вам пришлось пережить такие испытания на пути сюда. Но продолжайте свой рассказ.

Я поведала ему подробности нашего путешествия, пересказала подозрения Корнея Петровича относительно кучера и его черных рукавиц, но когда дошла до самого страшного мига, речь моя утратила связность, я стала запинаться, вздрагивая от воспоминаний о пережитом ужасе:

– Раздался гулкий удар и громкий треск, словно наземь упало дерево, карета остановилась, а вслед за тем раздался протяжный волчий вой… Я решила, что на нас напала волчья стая, но Корней Петрович сказал: волки-де с топорами не ходят. Я окаменела от страха. Однако Корней Петрович приоткрыл дверцу с той стороны, которая была обращена к лесу, и шепотом приказал выпрыгнуть и бежать. Я с перепугу замешкалась было, и тогда он просто вытолкнул меня вон.