Когда Веда вышла из машины, я обнял ее и прижал к себе. Мне ничего не нужно было говорить, она и так все поняла.
— Мне очень жаль, Флойд, что заставила тебя волноваться, но я должна была удостовериться, что за мной нет слежки.
— Все нормально?
— Да. Я привезла сигареты, виски и провианта на целую неделю. И еще газеты.
В ее голосе послышалось что-то такое, что заставило мое сердце учащенно забиться. Но я ничего не стал ей говорить, пока мы не разгрузили машину.
Когда последний пакет оказался в хижине, я запер дверь и посмотрел на Веду. Она выглядела бледной и уставшей.
— Они думают, что мы прошли сквозь кордон, — сказала она, раскладывая продукты. — Они считают, что мы в Мексике.
Я просмотрел газеты. Произошла крупная авиакатастрофа, и все первые страницы были посвящены ей. Убийство Бретта переместилось на третью полосу. Как Веда и говорила, газеты твердили, что мы в Мексике. В них сообщалось, что Бретт взял из банка двадцать пять тысяч и следы их не найдены. Они считали эти деньги мотивом преступления. Читать-то я читал, но продолжал чувствовать, что тут что-то не так.
Веда хлопотала на кухне, готовя ужин, но беспокойство не покидало меня.
— У тебя были неприятности в городе? — внезапно спросил я. — Ты от меня что-то скрываешь?
Она улыбнулась, но глаза оставались серьезными.
— Ничего. Никаких неприятностей нет, дорогой. Все в порядке.
— Веда, я же вижу, что тебя что-то мучит.
— Я видела Макса Отиса.
Молчание плавало в воздухе, как дым. Мы только смотрели друг на друга.
— Шофер Германа? В Альтадене?
Она кивнула:
— Я была в магазине и видела его сквозь витрину. Он входил в кафе и, вероятно, меня не заметил, но я испугалась. Почему он в Альтадене?
— Если он тебя не видел, это не важно. Я не думаю, что от него можно ждать неприятностей. Если бы это был Редферн…
— Он меня ненавидит.
— С чего ты взяла? Мы с ним отлично столковались. Он ненавидит Германа и Бойда, но за что ему ненавидеть тебя?
Она скривила легкую гримасу:
— Макс всегда совал нос в мои дела. Последний раз я застала его роющимся в моих вещах, — ответила Веда. — Я сказала об этом Бойду. Отис ненавидит меня, это точно.
— Скажи, Веда, ты уверена, что Макс тебя не видел? — Да.
Следующие два дня мы чувствовали беспокойство, хотя ничего не говорили друг другу. И не важно, какой раздавался шум: скрипела ли дверь, скреблась ли мышь под навесом, — мы вздрагивали по любому поводу. Но и это постепенно прошло. Мы успокоились.
Охота на человека, начавшаяся с такой свирепостью, рассеялась как дым. Теперь казалось очевидным, что мы давно находимся в Мексике, и наш побег стал еще одним заваленным расследованием в хозяйстве О’Ридена. Мои усы росли, и через неделю можно было возвращаться в Сан-Луи Бич.
Я решил самостоятельно раскрыть убийство Бретта и чем больше об этом думал, тем больше склонялся к мысли, что это мог сделать только Герман.
Я ничего не говорил Веде о своих мыслях, так как знал, что она не хочет возвращаться в город, принесший нам столько неприятностей, но не мог придумать, как поступить с ней, когда придет время уехать отсюда. Она не должна была ехать со мной, это для нее было небезопасно, но и оставлять ее одну в заброшенной хижине тоже нельзя. Это была проблема, которую мне надо было решить до того, как я отправлюсь на поиски убийцы Бретта.
Это произошло на шестую ночь нашего пребывания в хижине. Мы сидели у горящего камина и слушали радио. Веда штопала мою куртку, я мастерил вешалку. Спокойный, размеренный семейный вечер. Я смеялся шуткам Боба Хоупа, доносящимся из приемника.
Неожиданно мой взгляд упал на входную дверь. Смех застыл у меня в глотке. Веда тоже обернулась.
Он стоял на пороге и печально смотрел на нас. Это был он, Макс Отис. Нос его казался еще более скошенным, чем раньше, на губах застыла ухмылка.
— Великолепно, — сказал он. — Как дома. Я был уверен, что застану вас здесь. Я видел, как она смотрела на меня сквозь витрину магазина, и сказал себе, что вы жутко обрадуетесь, когда я приду к вам в гости.
— Здравствуй, Макс, — сказал я.
— Она еще ходит во сне? — спросил он, входя и закрывая за собой дверь.
Тут я увидел здоровенный кольт в его руке.
Чайник закипал, и пар, выходя из носика, тихо и протяжно сипел. Крышка приподнималась и клацала. Веда сняла чайник с огня, затем снова села и продолжала шить, словно ничего и не произошло, только щека непроизвольно дергалась, приподнимая уголок рта.
Читать дальше