Марина Серова: Клан бешеных

Затем он с видимым сожалением сказал, что ему пора идти: его ждут на работе. Небрежно махнув друзьям рукой, он потопал к своей машине.

Когда наш «герой» вместе с Лавром сел на своего золотого коня и скрылся за поворотом, мы с Алиной направились к моей машине.

– Ну, и урод этот Кинделия! – скривила губки Нечаева. – Хвастун, каких мало, да еще и хам! Форменный хам! И как только некоторые девчонки соглашаются встречаться с такими?!

– Ну, это он перед друзьями предстает во всей красе, в своем натуральном, так сказать, виде. А перед девчонками надевает маску приличия.

– Нет, урод! Просто урод! Доставать таких мне по кайфу…

– А мне, значит, вечером опять быть в «Желтой сове», – подытожила я. – Да, вот кто у нас, оказывается, Железный Феликс: такого и жизненными неурядицами не прошибешь! Но ничего, найдутся и на этого Сивку крутые горки!

Я отвезла подругу домой, договорившись назавтра встретиться с ней в институтском дворе после второй пары.

Едва я зашла домой, как зазвонил домашний телефон. Я сняла трубку:

– Алло?

– Полина, а мобильный у тебя что, выключен? – Это был Ярцев.

– Вот черт! Действительно, я его выключила, когда пошла в институт. А ты звонил?

– Ну, ты хоть иногда смотри на дисплей. Конечно, я тебе звонил. У меня для тебя новости…

Антон торжественно откашлялся, и я поняла, что новости эти – хорошие.

– Полина, что сейчас было! Нашему гибэдэдэшнику кто-то сообщил о приклеенных нами ночью картинках, и он самолично прикатил к зданию администрации. Увидел себя на доске «Лучшие люди города», попытался сорвать снимки, но мой суперклей оказался действительно «супер»: фотки ни фига не отдирались. Тогда Иосиф Виссарионович пошел к своей машине, принес из нее какую-то железяку, я точно не рассмотрел, но кажется, это была монтировка. Он в гневе начал крушить Доску почета. Представляешь?! Это было кино! Собралась толпа людей, кто-то кричал: «Что смотрите? Вызывайте полицию!» Другие кричали: «А чего ее вызывать? Он сам – полиция. В форме же!» Кое-кто стал снимать на мобильники…

– И что, хорошо крушил доску?

– С таким остервенением! Попортил соседние портреты, разбил стекло… Одним словом, «слон в посудной лавке»!

– Антон, откуда такие подробности?

– Я сам там был. Разумеется, я совершенно «случайно» оказался поблизости, и мне удалось сделать запись, которую я теперь хочу разместить в Интернете и написать заметку в газету.

– Слушай, это было бы здорово! Тогда папочка будет конкретно опозорен.

– А у тебя есть новости?

– Мы с Алиной сегодня пасли Кинделия-младшего в институте. Антон, представляешь, он собирается стать управляющим фирмой! А в подчинении у него будет много девчонок.

– Да, наполеоновские планы у нашего «золотого» мальчика! А убивая непокорных, он набивает руку, так сказать, на будущее? Страшно подумать, что он будет творить, когда у него в руках будет власть над людьми.

– Слушай, а может, пустить в институте слух про его несдержанного папашу?

– А что это нам даст?

– Может, и ничего, но ведь всегда приятно сделать гадость мерзавцу.

– Да, пожалуй, можно и пустить… Ссылайся на Интернет: пусть ищут там кино про доблестного крушителя досок почета.

Я решила вечером снова загримироваться в жгучую брюнетку (теперь мне не надо было, чтобы Виссарион обратил на меня внимание, пусть меня вообще в упор не видит!) и отправиться в «Желтую сову». Там будет герой нашей пьесы, и, возможно, удастся услышать еще что-нибудь полезное для меня. Но как теперь приблизиться к нему вплотную? Ведь если я буду брюнеткой, он не «западет» на меня, не позовет за свой столик. Что же делать?

И тут я вспомнила, что у Алины есть Славик, который работает барменом в «Желтой сове». Если они еще не расстались, можно попробовать через него хотя бы подсадить «жучка» нашему Виссариону. Я подняла трубку телефона:

– Алина, ты скажи мне определенно: ты уже рассталась со своим Славиком-барменом или только собираешься это сделать?

– А что, это играет какую-то роль?

– И большую. Так да или нет?

– Я собираюсь сегодня сказать ему, чтобы он больше не приходил ко мне. Если хочет висеть на своей шведской стенке вниз головой, то пусть себе висит! Я готовить ему ужины в это время не желаю. Конечно, начнутся разборки… Как я все это не люблю, Полин, если бы ты знала!

– Алина, а ты можешь перенести эти ваши разборки на завтра?

– А что изменит один день?! – горько воскликнула Нечаева, как в плохой пьесе.