Ирина Гуро - Невидимый всадник

В это время зазвонил телефон. Слышно было: что- то недовольно начал выговаривать Савченко, и Валентин поспешно прижал трубку к уху.

— Товарищ начальник, я про волков учел, — быстро ответил он: — Запасной магазин взял… Что? Тулупы? Два тулупа? — Соколов на минуту растерялся, и стало ясно, что он и в мыслях не имел эти тулупы. Он скользнул растерянным взглядом по своей шинели, висящей на гвозде. Конечно, он собирался отправиться в ней, а меня везти в одном моем полушубке. Интересно!

Когда мы вышли на крыльцо, выяснилось, что мороз крепчает. Соколов посмотрел на висевший у крыльца градусник, но лампочка над ним лопнула, и он определил наугад: пятьдесят наверняка.

— Но тихо, — добавил он успокоительно.

— Пока, — ответила я.

Полная луна была окружена подозрительным скопищем сероватых облаков, быстро набегающих и темнеющих. Снег блестел фосфорически, под ногами трещало, словно мы шли по стеклу. Соколов по-мальчишески плюнул, плевок льдистым катышком ударился о дорогу и отскочил, как горошина.

— Видали? — хвастливо спросил он. — Климат!

— Вы разве не сибиряк? — спросила я удивленно.

— Нет, я, как начальник, с Украины.

Подъехал конюх в узких одноконных санях. Соколов не дослушал его инструкций насчет того, как обращаться с Факиром, что он любит, чего не любит… Бучинский вынес два тулупа, и Валентин приказал положить их пока в ноги.

Вид у Соколова был воинственный. Белоснежный полушубок перекрещивали ремни, на одном боку висел маузер в колодке, на другом — финский нож в чехле. За спиной — карабин.

Жестом он предложил мне сесть, сел и сам, принял вожжи от конюха.

— С богом, — мрачно сказал конюх, жалея Факира.

Валентин с ходу пустил коня на рысь, я едва не вылетела из узких санок. Мы лихо вынеслись со двора и покатили по колее. Валентин ухватил меня за талию и уже не отпускал.

Вдруг он отдернул свою руку как ужаленный. У дороги выросла фигура в черном полушубке и белой пушистой шапке.

Валентин резко притормозил и выскочил из саней.

— Где тулупы? — не дав ему произнести ни слова, спросил Савченко.

— Пока в ногах, товарищ начальник, — бодро отрапортовал Соколов.

— А когда вы их наденете, где вы будете сидеть?

— В санях, товарищ начальник, — простодушно ответил Соколов.

— А она у вас на коленях? Так было задумано, товарищ Соколов? — спросил Савченко тихо, но я услышала.

Он еще что-то добавил, что мне уже, видимо, слышать не следовало. После этого Соколов сказал, чтобы я вылезала, и поехал обратно на конюшню перезапрягать Факира в большие сани.

Я осталась на дороге с Савченко.

Он, не глядя на меня, а глядя вслед Соколову, сказал ворчливо:

— Разукрасился, как павлин. Навесил на себя целый арсенал.

Я ничего не ответила. Непонятно было, за что он на меня-то злится. Не я же в ответе за эти несчастные сани, тулупы и все прочее.

«Почему он сам не едет со мной?» Глупая мысль. Он же сказал про начальство. И вообще, что я о нем знаю? И что мне до него? И глаза, вглядывающиеся в меня с усилием понять… Так это все почудилось!

Медленно подъехал к нам Соколов в объемистых санях. Тулуп был уже на нем. Карабин торчал за спиной, остального вооружения не было видно.

— Одевайтесь и вы, Таисия Пахомовна, — хмуро сказал Савченко, — необязательно ждать, пока полушубок задубеет. Сорок пять ниже нуля. И ветер крепчает.

Я с трудом влезла в тяжелый тулуп, кислый запах овчины напомнил мне детство. Соколов не посмел помочь мне и только страдальчески сморщился, глядя, как я с трудом управляюсь с огромным тулупом.

«Мог бы помочь! Корона бы с головы не упала!» — сердито подумала я про Савченко.

— Трогайте, счастливо! — сухо сказал он и приложил ладонь к своей белой шапке.

Обрадованный Соколов закричал из тулупа:

— Будет порядочек, товарищ начальник!

Мы ехали медленно, пока не спустились в низину, где нас уже нельзя было видеть. Тут Соколов подгорячил Факира, и мы понеслись по наезженной колее так, что елки обочь замелькали, как велосипедные спицы.

— Что это вы там мурлычете? — прокричал мне на ухо Валентин и заглянул мне в глаза.

Я засмеялась, отвечать не хотелось. Я не заметила, что тихонечко, не разжимая губ, напеваю мотив, неожиданно возникший откуда-то, очень издавна.

Скрылись из виду поселковые постройки. Одинокое строение выросло у дороги и ускакало назад. Следы колесного трактора оборвались, и дорога все чаще пересекалась снежными наметами.

В открытом поле все как-то вздыбилось вокруг, завихрилось и вдруг успокоилось: въехали в лес.