Лариса Капелле: Скрижали бессмертных богов

– Родители дома, Витас? – спросил его третий.

– На работе, – коротко ответил мальчишка.

– Я могу зайти?

– Заходите, – вежливо посторонился Витас.

– Ты умеешь хранить тайны?

У мальчика зажглись глаза от восторга.

– Конечно!

– Тогда не говори никому, что я у вас был и каким образом я от вас вышел, договорились?

– Договорились, никому не скажу! А почему?

– Об этом поговорим в следующий раз, – коротко ответил третий, открывая балконную дверь, выкидывая рюкзак и сумку. Следом, перекинув одну за другой ноги, осторожно спустился сам. Балкон выходил на другую сторону дома и с дороги виден не был. Пригибаясь, третий прошел за зарослями кустарников и углубился в начинавшуюся за домом небольшую рощицу. Вышел на дорогу, остановил проезжавшее такси и назвал шоферу адрес. Тот только кивнул головой, развернулся и поехал в нужном направлении. Третий расслабился. До нужного места оставалось добрых полтора часа езды. Такси остановилось перед красивым белым домом с витыми чугунными воротами авторской работы, которые сами по себе стоили целое состояние. Он позвонил. Ему открыли не сразу. Наконец ворота медленно отворились. Он прошел по выложенной белыми плитами дорожке, поднялся по лестнице. Дверь из красного дерева распахнулась, и на пороге появилась невысокая кругленькая женщина. Она вопросительно посмотрела на приезжего и недовольно произнесла:

– Аркадий! Какими судьбами? – Было видно, что только вежливость мешала ей сказать: «Какого черта ты здесь после стольких лет?»

– Здравствуй, Бирутэ, извини, что побеспокоил, но мне нужен адрес Димы.

– Сикорского?

– Да, – коротко кивнул Тригланд.

– С чего ты решил, что он у меня есть? – продолжала упорствовать женщина.

– Думаю, что есть, ты все-таки до недавнего времени была его представителем в Литве.

– Ты прекрасно знаешь, как мы расстались, – холодно произнесла та, которую звали Бирутэ, – и с этой сволочью я больше дела иметь не намерена!

– Я не знаю всех подробностей вашего конфликта и не хочу знать, но мне очень нужен его адрес. Я тебя умоляю, Бирутэ, это очень срочно! – Отчаяние, прозвучавшее в голосе Аркадия, тронуло какую-то глубоко запрятанную струну отзывчивости, о существовании которой железобетонная женщина, скорее всего, и не подозревала. Бирутэ смягчилась:

– Ладно, проходи.

Он последовал вслед за женщиной в гостиную с огромными окнами, за которыми был виден крытый бассейн и теннисный корт. Бирутэ явно не бедствовала. Впрочем, их с Димой бывшая одноклассница была настоящей бизнесвумэн и давным-давно прибрала к рукам весь рынок недвижимости Каунаса.

– Хочешь чего-нибудь выпить? – предложила Бирутэ.

– Нет, спасибо.

– Тогда подожди, схожу за адресом. Я его стерла из всех электронных носителей, чтобы перед глазами не маячил. Оставила на всякий случай в старой записной книжке, – пояснила она и поднялась по импозантного вида дубовой лестнице, чугунное литье перил которой принадлежало руке автора ворот дома. Через несколько минут спустилась с небольшим листочком в руке.

– Вот, держи, – протянула она его Аркадию.

– Спасибо, Бирутэ, ты меня по-настоящему выручила.

– Не за что, – махнула та рукой, – ты действительно уверен, что не хочешь глоток виски или коньяка? Они у меня отличные, сам знаешь.

– Спасибо, я и так у тебя отнял кучу времени.

– Кстати, а зачем тебе понадобился Сикорский? Ваши пути, насколько я знаю, разошлись давным-давно.

– Я надеюсь на его помощь, – искренне ответил Тригланд.

– Помощь? Сикорского? – Брови Бирутэ удивленно поползли на лоб, но она тут же спохватилась: – А впрочем, мне до этого дела нет. Ну, бывай.

– До свиданья, Бирутэ, и спасибо за все, – с сердцем произнес Тригланд.

Кася, не торопясь и наслаждаясь осенним парижским солнцем, шла по небольшой, примыкающей к Инвалидам, улочке. Прошло три месяца с момента начала ее временного контракта, и она еще не успела устать от Парижа. Хотя ей казалось, что от этого города устать невозможно. Даже доводы собственной матери Екатерины Дмитриевны, которой славная столица Франции надоела хуже пареной репы, не могли заставить ее изменить собственное мнение. Впрочем, такое расхождение взглядов матери и дочери было скорее правилом, нежели исключением. Для случаев согласия достаточно было пальцев верхних конечностей. Париж Кассии Кузнецовой (для близких – Касе) нравился. Повлияло и то, что она остановилась у маминой подруги Марго, жившей в седьмом округе. Если бы ей пришлось обитать где-нибудь около Северного вокзала или в восемнадцатом-девятнадцатом округах, то она бы быстренько согласилась с мнением собственной родительницы. Но седьмой, расчерченный безжалостной рукой Османа, был совершенно чудным. И Париж здесь оставался Парижем. Тем более к Марго она уже давным-давно привыкла, как привыкают к регулярно повторяющимся стихийным бедствиям. И не только притерлась, но и даже научилась извлекать из их совместного обитания определенные преимущества.